Название: Волк и Орел
Автор: я
Фэндом: The Eagle (Орел девятого легиона)
Герои, рейтинг, жанр: как в фильме и чуток сверху
Дисклаймер: герои не мои
Предупреждение: не бечено, не закончено. 1-6 7-12
13 Герн Герн
Снега было много. Марк в жизни столько не видел. Ветер пробирал до кости.
Марк, не жалея лошадей и собственных сил, упорно шел вперед даже в темноте. Он отчаянно не хотел застрять здесь с вынужденной ночевкой. Когда они прошли снежный перевал, то их хватило только на то, чтобы привязать лошадей, и вповалку упасть на землю спать, даже не разведя костра.
Впрочем, утром Марка разбудил запах хорошо прожаренного мяса. Эска опять его опередил.
Ногу тянуло и Марк, разминая ее пальцами, не сразу прислушался к другим симптомам собственного организма. А вот Эска шепот чужого тела расслышал, полоснул взглядом, подошел к сидящему Марку, опустил ему на лоб ладонь. Жесткая кожа сомневалась с ответом, и Эска, опустившись на одно колено, приложил к его лбу сухие губы. Марк вздрогнул, замер на мгновение. Ему вспомнилось, как в детстве мать точно также определяла, есть ли у него жар. И повеяло запахом оливок, опалило жарким солнцем, вызывающим у него россыпь смешных пятнышек по всему телу, зазвенел колокольчиком мамин голос. Марк крепко стиснул костлявое мясо в руке, выныривая из такого теплого воспоминания. Эска что-то недовольно хмыкнул и отошел от него. Марк, часто моргая, смотрел, как он отходит все дальше и дальше, с рассеянным видом глядя себе под ноги. Он хотел его окликнуть, но из груди неожиданно вырвался громоподобный хрип. А когда Марк закашлялся, то звук напоминал скрежет двух толстых листов железа, сталкивающихся друг с другом по чьей-то злой воле.
Эска принес ворох какого-то мха, закинул его в кипящую воду, а потом заставил Марка это выпить, но только после того, как Марк отлил половину Эске, хоть тот и не проявлял никаких признаков начинающейся болезни. На всякий случай. Жгучее варево при всей специфичности вкуса, приятно смягчило горло и согрело тело изнутри, затопило зачаток недомогания.
Марк прохрипел «спасибо» почти человеческим голосом.
Лес за горами был такой же, как и лес перед ними. Только желтого в листьях появилось больше. Желтого и золотого. День заканчивался быстрее, а ночи становились все прохладнее. Воздух дышал, кричал, кружил запахом «последней надежды», как называла это его мать. Менее романтичные люди называли его просто перегноем. Но Марк еще в детстве считал, что «перегной» не может так волновать кровь, а вот «последняя надежда» может, и еще как.
Марк посильнее раздул ноздри, затягиваясь чистым воздухом, и в этот момент Эску сбили с лошади, с лошадью, наземь, об земь. Марк тут же кинулся ему на выручку. Чужаку следовало нападать на него первым, на более рослого, но чужак, выбрал добычу поменьше. И не справился с ней.
Внезапный выброс животной злости в кровь заставил Марка желать ему смерти. Сразу и быстро. Без разговоров. Мужчина был длинноволос, бородат, закутан в теплые шкуры, вид имел основательный, - не чета атаковавшим их полуголым кочевникам.
Эска медлил. Его нож застыл.
-Убей его
Приказывал, просил, уговаривал его Марк. А Эска потрясенно смотрел в одну точку и не двигался. Наконец, отпрянул, как от некой хладной ползучей гадины, кинув Марку слова:
- Он – легионер!
Напряжение, телесное и душевное, сковало Марка, свернуло внутренности в тугой узел, оглушающе зазвенело в голове. Он взял чужака за грудки, и, хоть Эска и не ослабил нажим ножа, чуть притянул его к себе, потребовав назвать имя. Чужак молчал, тянул время, рассматривал Марка, будто видел в нем что-то знакомое. Марк встряхнул его разок, Эска нажал чуть посильнее. Пленник назвал свое имя.
Марк осел ,будто невыпущенная стрела. Замер в своем потрясении. Это был легионер его отца.
Герн, Марк даже мысленно не мог называть этого человека римским именем, настолько оно ему теперь было чуждо даже по внешнему виду, пригласил их к своей трапезе. Чтобы сгладить неловкость первой встречи.
Марк задумчиво наблюдал , как он собирает ветки для костра, а Эска, стоя рядом с Марком, практически дрожал от едва сдерживаемого вибрирующего напряжения. Чужак его раздражал и злил, казалось, что Эска жалеет о случайно спасенной жизни. Странно, - ему было в тягость, что он не послушал Марка с его «убивай не задумываясь», а у Марка темнело в глазах от мысли, что Эска мог сделать, как он приказал. И он бы никогда не услышал правду от очевидца.
Герн принес хворост, окинул Эску ответно недружелюбным взглядом, задержал взор на татуировках, видных из-за порванной во время схватки одежды.
Марк ждал ответов. Со страхом и в тягостном предвкушении.
И Герн стал рассказывать. Неторопливо, не спеша обкатывая каждое слово латинской речи во рту.
Он повел их туда, где погиб девятый испанский легион, где каждый шаг пролегал по костям, где зеленый мох милосердно скрывал от глаз большую часть человеческих останков, а густой туман был мистическим саваном, укутавшим мертвых.
Всю дорогу Марк ехал в благоговейном молчании, лишь изредка прерывая рассказ одним-двумя короткими вопросами. Герн был хорошим рассказчиком. Его медлительность создавала нужный настрой, придавала священный окрас случившемуся.
- Мой отец,- спросил Марк, вытирая скупую слезу скорби,- он умер в бою?
И Герн потряс его своим ответом. У Марка в голове не укладывалось существование такой трусости. Бросить командира, бросить орла, бросить товарищей, жить в племени обескровленном, воинов которого, возможно сам и убил…
-Ты – трус,- выдохнул Марк очевидное, невозможное.
- Нет. Тебя там не было,- и было в его глазах и вера в свои слова и признание правоты Марка.
- Где орел?- потребовал ответа Марк. И получил новый удар.
- Он знает.
Марк оборачивался медленно. В два приема. Еще не веря, страшась увидеть неотвратимую правду в глазах Эски, безрассудно надеясь, что за спиной стоит кто-то третий, в кого Герн так указующе прямит палец. Но еще до взгляда глаза в глаза по окаменевшей фигуре рядом, по напряжению, вытекающему из Эски с дыханием, по натянувшимся жилам на его шее, Марк уже знал, это - правда.
14 В пленуВ плену
Он еще крепился какое-то время, держал лицо. Вежливо попрощался с Герном, не отклонил его предложение заехать в гости на обратном пути, cказал, что хочет до зимы управиться. Уехал. По пути все ждал хоть одного оправдательного слова от Эски. Тот молчал.
А в груди плескалась обида, выходило из берегов непонимание. Почему? Зачем так?
Когда они выехали из леса, Марк не выдержал, спросил. Только не остыло еще в груди, горело болью. От виденного, от слышанного, от пережитого. Резко спросил, обвиняющее. А Эска будто только этого и ждал, криков, обвинений. Будто он сам не знал ответов, потому и полез в словесную схватку. Марк тоже сорвался на крик, нужно было выплеснуть скопившееся. И ему и Эске.
Только не ожидал он, что тот так отчаянно повторит прием Герна, волком кинется на него сверху, собьет на земь, закружит по жухлой траве.
В драке они не заметили, как появились Синие.
Потом, уже когда Эска назвал его своим рабом перед шатром главного вождя, Марк не сразу, но осознал, как все это выглядело. И что им повезло.
Ведь Эска первым кинулся на него, сбил, перевернул на земле так, что оказался сверху. Синие, которых в этот раз не заметил даже Эска, должны были видеть все это, наблюдая за ними. И поэтому поверили словам про раба-римлянина. А когда вождь синего отряда осматривал его подбородок, Марку хватило благоразумия не дергаться. Численный перевес был не в их пользу. И преимущество внезапной атаки у них отняли. Тут они не справились бы.
Об этом Марк подумал уже после, в поселение на морском берегу. А по пути туда, связанный, ничего не понимающий, он все больше вспоминал предостережения дяди по поводу Эски. «он -брит» и «перережет тебе горло при случае». На счет последнего он все еще сомневался, но мысль о том, что Эска захочет отыграться за все унижения, испытанные им в рабстве от предыдущих хозяев, эта мысль ледяным холодом гуляла внутри по позвоночнику, когда дождь замораживал тело снаружи.
И тот его взгляд: холодный, торжествующий, которым он уколол его растерянного, усталого у шатра вождя. Вот только что Марк слышал гордость в его голосе, когда он называл его имя, и главный вождь с безумными глазами ласково облизывал его словами, словно кошка, играющаяся с пойманной мышкой. А вот Эска обернулся и, наконец, прояснил ситуацию, изумив его ледяной выдержкой лица , на котором тем не менее просвечивало стыдное, радостное удовлетворение от реверса их положения. Марк удивился этой злости , направленной на него. И разозлился в ответ.
Но когда его привели в шатер, где отныне ему суждено было быть согласно новому положению, когда ветхая, сухая старуха ласково омыла его раны, не глядя брит он или римлянин, просто из вечной женской мудрости сострадания, Марк расслабил сведенные все это время плечи, склонил голову перед этой старухой. Кого здесь крушить, рвать, убивать? Этих убогих, малых, да хилых? Которые делятся с ним тем, что есть?
А потом он стал думать, размышлять, оценивать ситуацию. И кругом выходило, что у Эски не было другого выхода, и что опять боги в своей странной непостижимой манере помогли им.
«Хуже всех были разукрашенные воины»- сказал Герн. Не эти ли? Он сказал, орел у кочевников. Шатры у Синих были легкой сборки, быстрой, не то, что основательные землянки тех, кого они с Эской встречали раньше. И жило у Марка внутри предчувствие того, что Синие выбрали это место не случайно, а ради какого-то события. Оставалось выжидать.
Работа у него была не сложная, привычная. Солдатом он ее тоже выполнял по приказу. Делить ночлег с толпой народу и спать вповалку на земляном полу,– тоже было не привыкать.
Основательно оглаживая бока лошади щеткой, Марк усмехнулся: выходило, что служба в армии на начальном этапе мало чем отличалась от рабства. Да и потом тоже.
Только вот…Марк замер с щеткой в руке и проводил взглядом удаляющуюся спину Эски. Тот шел рядом с тем молодым вождем: прямой, с расправленными плечами, широкой уверенной мужской походкой, впереди других - привычно, будто по праву рождения.
Марк сглотнул. Тяжелее всего была обособленность его положения. Чужая речь, журчащая кругом, в которой он не плыл , тонул, острее всего напоминала о том, что он здесь один. Почти один. Когда Марк увидел в главном шатре, что Эска беседует с молодым вождем долго, длинно, на равных, то в груди неприятно дернуло. Он пожалел об их несостоявшихся разговорах у костра. Сейчас ему не хватало слов, простого общения. Понимания. Виделись они редко, Эска говорил с ним мало, только бросал короткие слова-приказания и тут же уходил. Марк томился , скучал, добросовестно исполнял всю работу, которую ему поручали, стремился заполнить делом как можно больше времени. И все равно пустого досуга оставалось слишком много.
Ранними вечерами не спалось. Марк разглядывал потолок над своим ложе и думал. Размышлял о прошедшем дне. Сопоставлял. Они жали друг другу руки, как римляне, за предплечье. Они уважали гостя. Их дети росли без сильного родительского надзора, будто повинуясь негласному правилу «если сильный, выживет». Одна маленькая смешная девчушка, со злым недовольным личиком, часто приходила посмотреть на него, чужака, и засиживалась в палатке допоздна. На нее не обращали внимания, не шугали, а она рассматривала его, как невиданное животное: беззастенчиво, любопытно. Она напомнила ему ту девочку, востроглазую, кучерявую, которая единственная понравилась ему за тем незабываемым «ужином соблазнения». Они были похожи: возрастом, недовольством и, Марк вздрогнул и присмотрелся повнимательнее к детскому лицу, ожиданием от жизни плохого? Они обе будто предчувствовали нелегкую женскую судьбу. Сердце у Марка заколотилось. Он заложил руки за голову, уставился в потолок. Так похожи.
Девчушка диким ветром шмыгнула наружу.
Марк пытался прислушиваться к словам, но Синие говорили слишком бегло, и единственно знакомое ему «романих» не употребляли. Марк подосадовал на себя, что не озаботился изучением языка ранее. Он подумал о том, как язык выучил Эска: сам или его кто-то научил?
Эска говорил на латыни коротко, отрывисто. Марк не задумывался об этом, принимал, как черту характера, пока не увидел, как плавно и не спеша беседует Эска с молодым вождем на своем языке. Он не знал названия тому, что тогда так сжало его грудь.
Марк тряхнул головой.
Девчушка вдруг опять оказалась около него. В руке, решительно протянутой к нему, она держала какую-то вещицу. Марк присел на куцем покрывале, служившим ему лежбищем, пригляделся. В детской ладошке лежали бусы - грубая нить с чередой то ракушек, то деревянных бусин. Большая часть хрупких ракушек была побита, деревянные – щербатые и местами обуглены, будто их кидали в огонь. Девочка опустила ему бусы на раскрытую ладонь, вытащила из-за спины вторую ладошку, и высыпала следом горсть новых гладких ракушек, маленьких и более круглых. Потом огляделась и принесла кусок дерева, видимо предназначенный кем-то специально для вырезания. Она шмыгнула носом, показала руками на шею и уши, произнесла одно короткое слово явно повелительного толка. Марк усмехнулся, кивнул. Девочка еще немного побуравила его тяжелым взглядом, а потом ушла. Марк только надеялся, что оказывая ей помощь, не принял на себя какие-нибудь местные обязательства женитьбы.
Потом подумал о том, кто обычно вырезает всякие забавные фигурки своим детям, и был ли такой человек у этой девочки.
Вырезать шарики из древесины было труднее, чем это казалось. А уж пытаться сделать их ровными… Вечера у него теперь были заняты.
Марк задумчиво орудовал ножом, потроша рыбу. Насвистывал мысленно песню, вслух не смел, за неуместную латынь окрикивали. Впрочем, больше не рукоприкладствовали. Раны на лице , еще походные, от того, когда его тащили волоком, .заживали спокойно. Он даже побрился. В походе они с Эской по марковой воле стандартно раз в три дня скоблили себе лица, тут он взялся за лезвие позже,- лицо саднило. Старуха, омывшая его, углядев, как он шипит, орудуя ножом по почти сухому подбородку, лишь качнула головой и принесла какую-то резко пахнущую грязеподобную мазь, показала, что это нужно втереть в кожу. Марк доверился ей: кожа стала гладкой и мягкой, такой, что ни одним римским парикмахерам и не снилось.
Он усмехнулся: две молодые нимфы стояли чуть в отдалении на каменистом берегу, и явно не спешили по своим делам, рассматривая его, весело улыбались. Марк привык, что его разглядывают, но впервые в этом поселенье , не считая той старухи, на него смотрели без страха, неприязни или настороженности. Так же его разглядывали девушки в Риме или в Калеве. Так похоже…
Марк улыбнулся чуть шире. И получил окрик от синелицего. Молодой вождь подлетел к нему ,яростно сверкая глазами, и ударил рукой, в которой держал нож. Следом подлетел Эска. У Марка звенело в голове, удар был с лету, но сильный.
Он не понимал, о чем они говорили, но яростный обвинительный тон, подкрепленный злым взглядом в его сторону, не сулил ему ничего хорошего. А расплескавшийся в глазах Эски ужас только усиливал эту уверенность.
Эска приказал ему что-то, от волнения - на своем языке. Потом, отвечая на непонимающий взгляд, повторил уже на латыни :
- На колени!
Марк набычился, упрямо выставил вперед подбородок. И получил удар рукой уже от Эски. Звон в голове усилился. Тень центуриона, которому на глазах у Марка друид отрубил голову, замаячила у Марка перед мысленным взором.
Что ж. он думал, что может умереть в этом походе, просто надеялся, что это случится по-другому. Но смерть не всегда выбирают, чаще выбирает она, и тут в собственных силах - только сохранить достоинство . Марк стиснул зубы, опускаясь на колени. Он чувствовал дрожь пальцев в своих волосах, соленый морской воздух, твердые камни резали колени. Эска потянул его голову назад, максимально открывая шею. Марк сжав губы, полыхнул взглядом по синелицему. Тот что-то говорил Эске. Эска ему отвечал: отрывисто, резко, уверенно глядя в глаза. Синий что-то сказал, сплюнул, Эска с силой оттолкнул голову Марка, пошел вслед за молодым вождем. Но Марк успел сказать ему то, что все эти последние секунды билось у него в голове, что он твердо решил сделать . Когда все закончится, он убьет его.
Шумело в голове , ныло после отпустившего напряжения тело, сердце якорем ухнуло вниз. Он был теперь один. Совсем один.
15 ОрелОрел
Тусклое, приглушенное отчаяние обволакивало его мысли вечерами. В груди давило.
В деятельное время суток было легче. Он стал придумывать план отхода, как можно незаметнее присматривался к остальным шатрам, проверяя степень свободы своего перемещения.
Рассчитывать теперь он мог только на себя.
Эска, после того случая на берегу, избегал его, даже приказы не передавал, Марк без напоминаний продолжал следить за лошадью, делать то, что делал раньше. Он стискивал зубы, когда видел Эску издалека, тот даже не смотрел на него, полностью игнорируя, лишь единожды Марк поймал его взгляд.
Он доделал бусы, не починил старые, а сделал новые, нанизал их на двойную скрученную нить. Девчушку тоже перестала приходить к нему вечером, и он перехватил ее днем у шатра. Протянул связку бус, в которых запрятались и сережки. Девочка замерла, опасливо вытянула вперед ладошку, ощупала новое украшение с искусно вырезанными бусинами одного размера, и красиво, замысловато чередующимися ракушками. Она вдруг засияла широкой , на половину беззубой улыбкой , сдернула все это богатство к себе в руки и убежала, что-то радостно хмыкнув ему на прощание.
Марк посмотрел ей вслед, улыбнувшись помимо воли, а когда обернулся, замер от неожиданности. Эска стоял на расстоянии через которое спокойно могла промаршировать если не когорта, то центурия точно, но казалось , что он близко – протяни руку и коснешься.
Эска смотрел на него пристально, не моргая, и Марк тоже не мог отвести взгляд. Длинное тягучее мгновение в несколько громких ударов сердца они смотрели глаза в глаза друг другу. Потом Эска, будто отгоняя наваждение, тряхнул головой, резко отвернулся и ушел. А Марк провожал взглядом теперь его спину.
В лагере явственно чувствовалось какое-то оживление. Разговоры участились, все на повышенных радостных тонах, мужчины как-то загадочно переглядывались. Все кругом пульсировало предчувствием События.
Когда ожидаемая ночь настала, Марк не спал. Крадучись, он последовал за волной людей с факелами, которая стекалась к берегу.
Дикие танцы и воинственная музыка пенили кровь и без наркотического дурмана. Марк даже представить не пытался, что в этот момент испытывали юноши, проходящие инициацию. Но он испытал это, увидев недвижимую птицу могуче раскинувшую крылья , ярко блестящие золотом на черном фоне. Лава вместо крови и сердце бьется наружу, а разум пеленает холодный воздух и отпускает в полет вместе с дымом костров.
Марк встал в полный рост, и ,как на вражескую колесницу перед своим тяжелым ранением, пошел один на один с судьбой. Странно, как она всегда щадила его.
Сильный удар в голову и он потерял сознание.
Очнулся он от того, что его трясли за плечо, а знакомый голос звал по имени. Это должен был быть сон. Марк не сразу понял, что это явь.
- Я думал, что потерял тебя,- Марк сказал то, что лежало на сердце. Эска молчал. Только взгляд его огненным отблеском напомнил тот, который был у него при виде лука, при виде белой лошади.
Эска помог Марку подняться. Голову еще кружило, тело ломило, но он упорно шел к цели, туда, куда его вел Эска. Холодная вода, через которую они пробирались к пещере, приводила в чувство, отгоняла слабость. Мрачная темень пещеры с кровавыми подтеками на стенах бодрила еще сильнее, натягивая нервы в дребезжащие струны.
При входе в пещеру они поменялись местами. Эска только посмотрел на него, взглядом отдавая право идти впереди, а Марк в ответ кивнул, глазами говоря спасибо. За все.
Он шел вглубь , пролезая по все сужающемуся скальному коридору , мрачные, липкие кровавые стены давили, нагоняли тревожности, воздух, как перед грозой, потрескивало от напряжения. Но когда вдруг свод над головой расширился, стены раздвинулись, и он оказался в просторном зале естественного происхождения, тревога исчезла. Он увидел орла.
Что-то светлое, теплое затопило его грудную клетку. Дыхание на мгновение перехватило.
Орел: грозный, сильный, мощно раскинув крылья, стоял в самом центре пещеры Марк кинулся освобождать его с вынужденного насеста. Заученно, не глядя, передал назад меч в уже ждущие эту ношу руки. Прикоснулся к реликвии. Пальцы, чтобы увериться, ощупали ребристые крылья, пробежались по гладкой голове, задержались на благородном металле. Эска поторопил.
Но они не успели уйти тихо. Незнакомое слово грозным эхом угрожающе прокатилось по сводам пещеры. Выход отсюда им преградили несколько воинов и тот шаман, который вынес орла из пещеры во время посвящения.
Марк молниеносно выхватил меч, подрезал первого, не успев, однако, до конца отвести ответный удар, накинулся на главного. Шаман был неповоротливым, массивные одежды из перьев и рогатая голова-маска стесняли его движения. Но Марк внезапно оказался на одном с ним уровне. Блеснувший на мизинце золотой перстень с зеленым камнем, будто вынырнул из прошлого, притупил, затормозил быстроту реакции. Марк, ошеломленный, больше отбивался, чем нападал. Когда, наконец, нечеловечья маска слетела от сильного удара об камни, у Марка внутри всё застыло. Он ждал, когда освобожденное от маски лицо повернется к нему, страшился и все равно надеялся увидеть знакомые черты. Очередное напряжение отпустило его тело. Это был не отец.
Рассекая мечом плоть вождю-шаману, Марк потребовал ответа, откуда у того кольцо его отца.
Безумец, словно не чувствуя боли , насаживался на меч глубже, чтобы приблизиться к нему и
выплевывал ему в лицо слова. Сумасшедшие глаза, страшная, неуместная улыбка, и чистое злорадное удовольствие от произносимых слов ничего хорошего Марку не сулили. Но он потребовал перевода слов у Эски. Тот, своим скороспешным отходом, укрепил Марка во мнении, что вождь скорее оскорблял его перед смертью, чем говорил что-либо путное. И к тому же Марк спрашивал его на своем языке.
Сорвав кольцо с пальца, Марк устремился наружу, из этого темного места. Выбираясь из пещеры обратно, они летели, словно на крыльях, но берег уже начало окрашивать зарей. Бесшумно пробираясь между спящих на земле тел, они подошли к лошадям, закинули на них все необходимое, торопясь уйти из этого места как можно быстрее. И одновременно повернули головы на внезапно взрезавший тишину голос.»Эска!»
Тот мальчик, который всегда крутился около Эски, стоял около них и глядел тоскливо печальными глазами. Марк посмотрел на него, скользнул взглядом по напрягшейся шее Эски, обреченно вздохнул и вытащил меч, который как раз закидывал на седло.
Эска и мальчик о чем-то говорили. Эска увещевал его, а Марк нервничал. Мальчишке ничего не стоило предать их, точнее, - ему многого стоило не выдать их. Логично было лишить его жизни… или оглушить. Но Эска верил ему. А Марк верил Эске.
Что ж, по крайней мере, крови этого ребенка на его руках не будет.
Марк терпеливо ждал, пока Эска распрощается с тем, кто вдруг стал дорог ему в этом племени.
А потом они полетели на лошадях.
16 ПобегПобег
Они гнали лошадей изо всех сил. Марк был уверен, что самое тяжелое уже позади и их не догнать, как бы быстро синие не бегали.
Орел у них. Лошади у них. Эска с ним. На чистейшем адреналине он не обращал внимания на боль в ноге. А потом вольготный простор для лошадиного галопа закончился, даже легкой рысью было не пройти, только под уздцы. И Эска коротко обернувшись, заметил, что он хромает. Подозрительный прищур глаз, еле слышный вздох, а потом его уже усадили на ближайший валун.
- Твоя больная нога! Почему не сказал?
Эска присел около него на корточки, сверкнул глазами, когда увидел свежий разрез на ткани и понял, что дело не в старой ране. Быстро и уверенно стал бинтовать ногу прямо поверх штанов. Марк смотрел на его склоненную светлую голову, и сверху казалось, что у него напряжены даже уши. Пальцы его, тем не менее, легко порхали вокруг раненого бедра. Невесомыми бабочками щекотали кожу. Кадык на широкой мощной шее ушел вверх. Марк неожиданно для себя смутился. От молчания, от осознания легкой интимности их позы, от ветра, будто ласкающего пряди волос и пригнавшего мурашки на затылок.
- Там, в пещере, что он мне сказал?
Он нарушил тишину первым пришедшим на ум вопросом, на который все еще хотел знать ответ.
Эска резко поднял взгляд, замер на мгновение, разглядывая лицо Марка, отвел глаза и сказал, что им надо спешить. Странно, буквально минуту назад он проигнорировал марковы слова о том же самом.
То что, они не отрываются вперед, Марк понял, услышав, звенящий в кристально чистом воздухе, собачий лай. Невероятно, но Синие догоняли их. Эска отмахнулся:
- Они еще далеко. Ветер всегда врет.
Марк удивился: тому, что они, на лошадях и с форой, не вырвались вперед, и тому, что Эска, как будто, пытался его успокоить. Эска вообще удивлял его: тем, как уверенно шел впереди, и вел его, ни разу не сомневаясь в выбранном пути. Марк уже давно сбился в ориентирах и полностью доверился звериному чутью своего проводника. Но больше всего он удивлял его тем, что предпочел выбрать Марка , когда у него было право выбора.
Эска был понятен, созвучен ему своей устремленностью, своими точными и ловкими движениями - ни одного лишнего жеста; своей твердостью воли, ответственностью, целенаправленностью, но этот финальный выбор, который, Марк знал, многого ему стоил, не просто удивлял. Поражал. Восхищал. Вызывал благоговейный трепет.
Казалось, чем больше Марка покидают силы, тем больше энергии вливается в Эску.
Поздний привал- только для быстрого ужина и короткого сна. Марка всего передернуло, когда Эска поймал и разделал чью-то мелкую тушку. Он не мог представить, что будет есть грызуна. Аппетита не было, гудящая усталость раздалась по всему телу. Мелкий дождь и , помогающий ему, ветер вызывали озноб. Нога кровоточила.
Но Эска хлестко сказал
- Ешь!
Жестко пояснил:
- Иначе умрешь!
Указал глазами на ногу:
- Ты потерял много крови!
Марк знал, что он прав, знал, что его опекают, знал, что иначе никак. Его «Я не буду это есть, я не варвар» прозвучало слабо, со знанием своего заведомого проигрыша в этом вопросе, но упрямо. Эска протянул ему выпотрошенную, обескровленную тушку, сырую, потому что «Костер - нельзя. Опасно». Марк скривился, мотнул головой, и отчаянно не желая этого делать, протянул к еде дрожащие от холода руки. Эска следил за ним, пока он ел. Подавив возмущенный спазм желудка, Марк вгрызся в безвкусное , питательное мясо. Эска удовлетворенно кивнул, когда он, тщательно пережевав свою половину, передал ему оставшуюся часть.
Марк после ужина едва прикрыл глаза и сразу провалился в сон-забытье. Проснулся он от явного дежа-вю: его трясли за плечо и звали по имени. Только теперь он мгновенно взялся за меч, лежащий рядом, - сработали инстинкты солдата. Эска разбудил его, и они тут же отправились в путь.
Когда пала белая лошадь, Марк не смог даже расстроиться и оценить их шансы. Все его силы были направлены на поддержание активности собственного тела. Он лишь отошел с лошадью на безопасную ровную площадку земли и протянул Эске руку. Теперь Эска согревал ему спину на лошади и, крепко обхватив Марка за талию, удерживал его в вертикальном положении.
Когда перед ними показался знакомый лес, Марк застонал, сквозь стиснутые зубы. Сплошные горки и ямы, извивающиеся коряги из-под земли, покатые речные склоны. Он помнил, как медленно они пробирались по нему на двух здоровых, свежих лошадях. Теперь у них была одна уставшая. У лесной линии они затормозили. Эска спрыгнул, помог ему спуститься. Они взяли только мечи и орла. Эска закинул его руку себе на плечи и они, спаявшись от бедра до плеча, как двухголовая гидра о трех ногах, пошли пешком.
То, что они сильно проигрывают на этом отрезке пути, Марк понял, когда Эска стал нервно оглядываться . Потом и Марк услышал отзвуки чужой речи.
Эска тащил его на плечах , упорно тянул вдруг ставшую бесполезной махину его веса. Они спустились по покатому берегу к реке. Пошли по ней, вдоль нее, чтобы сбить собак со следу. Река была то мелкой, то вдруг попадались глубокие участки. Одна из таких глубин буквально спасла им жизнь. Эска почти вжавшись в землистый высокий берег, держал его на плаву, крепко обхватив руками , а Марк, сквозь нависающие сверху коренья – видел фигуру одного из синелицых, который их высматривал. Синие пошли в одну сторону, а Марк и Эска пошли дальше вниз по реке. Казалось, они шли вечность. Марк не чувствовал ног, они постоянно подламывались. Эска каждый раз упрямо тащил его вверх и вперед, через пороги, отбивал руки и ноги о каменистое дно, вылавливал его в глубоких участках реки, тянул сквозь ледяной холод, пробирающий до мурашек. В один из таких моментов, когда Марк рухнул вниз и сам же попытался подняться, Эска не выдержал:
- Тебе надо отдохнуть!
Но как всегда у них получалось: когда один разумно настаивал, другой упорно отнекивался.
- Марк!
В его голосе слышалось оголенное, тревожное отчаяние.
Эска огляделся и вытащил его на каменистую отмель, сам отдышался. Марк, наконец, лежа на твердой поверхности, осознал, что дальше идти не сможет. Он подтянулся так, чтобы спина опиралась на камень. Полулежа, поднял взгляд на Эску. Будто им было мало пробирающей до нутра речной холодной воды, вода лилась еще и сверху. Дождь сильный, косой затуманил лицо Эски, оставив четким только силуэт и черты лица. Марк вздохнул, немного отдышался :
- Я не смогу идти дальше.
- Сможешь. Когда отдохнешь,- окинув его быстрым оценочным взглядом, уверенно ответил Эска.
Марк усмехнулся. Может, Эска был и прав, но у него не было этого времени. Марк слегка приподнял, замотанного в ткань орла.
- Возьми. Найдешь лошадей, возвращайся. Если нет…иди на юг, доставь его в Рим.
Теперь Эска смотрел на него долгим, возмущенным, пронизывающим сильнее ледяной воды, взглядом.
- Мы столько прошли вместе! – он не вверил Марку, не верил, что он мог так легко сдаться, без раздумий поставить ценность своей жизни ниже ценности металлического изваяния.
- Не позорь меня,- мягко улыбнулся Марк. Ему было очень холодно, но в груди разливалось удивительное тепло. От принятого решения, от вида Эски, от того, что цель, так или иначе достигнута.
Эска упрямо поджал губы, лицо его застыло, глаза прожигали через толщу льющейся воды с неба. Он не собирался бросать его тут. И Марку стало еще теплее в груди.
- Эска, это приказ,- он не думал, что это прозвучит так, как прозвучало, не думал, что Эска поймет так, как понял.
Он привык к солдатам и не привык к личным рабам. За все время короткой эскиной службы ему , когда Марк что-то требовал, он окрашивал это спокойным командирским тоном. Говорил тем голосом, за который его еще в детстве укоряла мать «Зачем ты приказал ему? Он же не раб», а Марк недоуменно оправдывался «Я не приказывал, я просил!»
Эска сильнее поджал губы. Вся его фигура напоминала окаменевшую статую. Он не обращал внимание на дождь, на мокрую одежду, прилипшую к телу, на ветер, выстуживающий кожу. Он весь на короткое мгновение стал взглядом, жгущим, буравящим, проникающим в самое естество, крючком без наживки вспарывающим сердце. Пока он медленно, весомо проговаривал свои слова, Марк не мог отвести глаз. С ресниц текло , туманило взор, Марк сморгнул на конечном «освободи меня» и улыбнулся слабой улыбкой, не чувствуя губ.
У него был с собой эскин нож. Он взял его по наитию, также , как и своего деревянного орла. Не мог не взять. Чуткое, четкое осознание правильности этого поступка было простым и необъяснимым. Эска не высказал удивление, увидев нож, будто это было самим собой разумеющееся. Или Марк просто не мог разглядеть тонкие нюансы его мимики за стеной дождя. Марк с легким сердцем протянул Эске нож. Тот взял его, осторожно, аккуратно, задержав свои обе ладони на ладони Марка, согревая его замерзшую руку.
- Ты свободен, мой друг.
Слово отскочило от губ, отзвенело в воздухе. Марк никогда не думал о нем, как о рабе, никогда не называл его так сознательно. Даже тогда, перед дракой, крикнув в запале «ты все еще мой раб» из желания обидеть, он не имел это в виду.
Эска был тем, кто всегда рядом, кто поддержит, поможет, потому что, не может иначе. Не раб. Не солдат. Теперь Марк нашел нужное слово. Теперь оно стало правильным и единственно верным.
- Возьми,- он приподнял свою драгоценную ношу.
- Нет,- твердо, уверенно, выверено.
Марк вздохнув, повел головой недоуменно, всем видом выражая удивленно- выжидательное «ну что еще?»
Эска наклонился к нему, крепко обхватил ладонью его голову у виска, притянул так, что они чуть не стукнулись лбами, теперь дождь почти не разделял их. Глядя прямо в глаза, так, чтобы у Марка не возникло ни единого сомнения в сказанном, он произнес:
- Я вернусь за тобой.
Марк смотрел в спину Эски, который удивительно быстро удалялся от него вдоль реки , пока тот не превратился в маленькую, невидимую и неслышную точку совсем вдалеке.
Марк чувствовал, как щеку, там, где Эска держал его, начинает покалывать теплом. Вначале замороженная кожа совсем не почувствовала прикосновения, только давление извне, теперь же ее грел отпечаток прикосновения. Марк устало закрыл глаза, тело осело по скользкому камню вниз, в голове разлилась, стирающая все мысли и чувства, чернота.
17 БитваБитва
Он очнулся все в тот же дождь, который, казалось, изрешетил все его тело насквозь. Звук падающих капель эхом отзывался в голове.
Марк пошевелил окоченевшими пальцами, подтянулся, собрался, одним движением сел. Он осмотрелся, вдохнул воздух с ярким запахом воды, задавил в себе желание лечь обратно на землю , волевым усилием отогнал слабость, кружащую голову.Найдя подходящую по длине и толщине толстую ветвь, принялся методично затачивать один ее конец.Потом развернул тяжелую от воды ткань, освободил орла из его клетки. Отверстие и обточенное дерево идеально подошли друг другу, Марк без труда угнездил орла на его новое место службы, крепко привязал птицу лоскутами ткани. Распрямил спину, разогнул тело, подтянулся вдоль древка вверх и встал, тяжело опираясь на импровизированный костыль.
План действий был предельно прост: двигаться, действовать, не ждать смерти, но искать место, где можно ее достойно встретить. Защищая орла.
Марк медленно, без раздумий пошел дальше по мелководью, в ту сторону, куда ушел Эска.
Когда сил идти не осталось, Марк воткнул штандарт в землю, встал рядом, слегка опираясь на него, положил руку на меч. Он не знал, сколько прошел, но дождь давно кончился, а верхняя одежда на нем подсохла, то ли от жара тела, то ли от усилий, затраченных на ходьбу, то ли просто от времени. Солнечные блики светили в глаза. Приближающийся лай собак звучал в крови, бился в висках.
Вдруг дальше, ниже по течению, ему почудились тени, движение. Туман от воды стоял густым облаком, могло померещиться. Марк прищурился, пригляделся. Фигуры людей призрачным очертанием, всплеск шагов знакомым строевым отзвуком,- казалось, маршируют мертвые. Щиты, вынырнули из тумана, цифра девять сияла на их пузырчатых боках. Незнакомые сумрачные люди, тяжелые и неповоротливые на вид, несли свою защиту вымуштрованным жестом. На фоне взрослых тяжеловесных мужчин с длинными космами, легкая, отдельно обрисованная, будто эфирная, фигура Эски казалась совсем мальчишечьей.
Но взгляд его, которым он приветствовал потрясенного Марка, был таким горделивым, лицо- таким смелым , тело - остро прямым , а плечи расправлены так, что любой легионер с ним рядом проигрывал в агрессивной мужественности. Марк осматривал новые лица, печать близкой смерти лежала почти на всех. Усталые не от тяжелой физической работы, а вымотанные фуриями, которые преследовали их с позорного момента бегства, эти люди пришли сюда умирать. Эска казался слишком уверенным, молодым и отчаянным. Живым.
Марк сглотнул пересохшим ртом, когда понял, что эти люди пришли под его командование. Все люди. Эска коротко кивнул, когда Марк посмотрел на него.
Еще мгновение Марк колебался.Он не мог требовать от них ничего, но они предлагали свои жизни добровольно. Отказавшись от семей, от детей, от будущей жизни. Они предпочитали умереть , полагаясь только на удачу, богов, свою честь и совесть. Но использовав свой единственный шанс очищения, даже если только перед самими собой. Марк понимал их.
Синие темные тени , по- звериному пригибаясь, заскользили вниз по почти отвесным берегам.
- Приготовиться к защите орла!
Прямая линия острой стеной щитов выстроилась перед ними.
Синие , дикой пульсирующей толпой, замерли в ожидании приказа. Марк не знал почему они не напали врасплох, чего ждали, и, единственный, не понимал , что говорил синий вожак.
Когда вперед вывели мальчика, сердце у Марка ёкнуло в плохом предчувствии. Он же не посмеет! Свою кровь… Он посмел.
Марку было жаль мальчика, которого еще совсем недавно он сам планировал убить. Но не так, как того центуриона, убитого похожим образом перед воротами его крепости. Странная боль сжала его сердце, сильный отголосок страдания другого человека, стоящего совсем рядом, через одного. Марк посмотрел на Эску, на его потемневшее лицо и блестящие глаза, стиснул зубы и отдал команду. Стена из щитов покрылась острыми шипами мечей.
Синие яростной волной взвились, рванулись вперед, пенисто разбились о скалистую твердь их защиты.
Лязг мечей, яростные крики , звук сломанных костей, стоны боли, всплески падающих тел, - звуки войны наполнили это место. Марк на чистом адреналине и памяти тела, доведенной тренировками до совершенства, которое не подточило даже временное бездействие, орудовал мечом с ловкостью и силой Марса. Запах свежей крови разлился в воздухе, смешался с ароматом воды, сырой земли и опавших листьев.
Битва была стремительной и короткой. Марк краем глаза отслеживал статную фигуру со странной конструкцией из костей на голове. Синий вождь неотвратимой немезидой, с грацией и умением своего бога войны, продвигался к выбранной цели. К Эске. Тот, только что яростно и умело орудовавший двумя мечами, отлетел от первого же удара. Зажмурил глаза, когда синий занес над ним свое оружие. Будто, сдаваясь. Будто тот имел право его убить. Марк бросился наперерез. Кровавая пелена затрепетала у него перед глазами, на висках опасно быстро забились жилки, бешено разогнавшаяся кровь, заглушила в голове все звуки битвы. Остались только он и главный Синий. Один на один.
Лезвия меча путешествовали от одного горла к другому. Воля одного вышибала искры, отражаясь, отскакивая от воли другого. Взгляд Марка , прямой, непреклонный, яростный сталкивался со взглядом Синего, у которого в смертельной черноте застывших глаз, проглядывало недоуменное удивление. Теперь Синий знал, как недооценивал ситуацию.
Два вожака сражались.
В конце Марк задавил его своим весом, мощью тела. Руки, сжимаясь на жилистой шее, задержали голову под водой. Синие руки яростно молотили по воде, били по подбородку. Синий не сдавался, но Марк был сильнее.
Удары сердца в адреналиновом рывке гулко отзывались по всему телу, кровавая пелена, затуманившая мозг, начала медленно истончаться. Марк медленно разжал руки. Он никогда в жизни не убивал голыми руками.
Совсем юное , омытое от краски, лицо расслабилось, навсегда застыв посмертной маской.
Марк, тяжело дыша, сел на пятки. Огляделся. Прозрачные белые точки замельтешили перед глазами. Хриплое дыхание с подсвистом вылетало из горла.
Остатки Синих отступали малой группой , опасливо косясь на труп своего военачальника. Марк проводил взглядом их тени, растворяющиеся в тумане, исчезающие в листве. Они не вернутся, он знал точно. И в глубине души надеялся, что оставшихся мужчин хватит для жизни племени. В конце концов, он убил обоих их вождей, замену которым найти трудно. Высокая цена за кусок металла.
Марка хватило на то, чтобы помочь вытащить трупы на берег, -все подряд без разбора. Собрать хворост для погребального костра Герна. Сказать речь.
Высокие желтые всполохи грели лицо, слезили глаза. Марк положил в языки пламени деревянного орла, чувствуя, как его эманация будто расправляет крылья глубоко в груди.
Чуть помедлив, Эска положил в огонь нож. Вздохнул, как будто его плечи покинула тяжелая ноша.
Они стояли плечом к плечу, разглядывая жаркую стихию, которую боялись и уважали все народы. Очищающее пламя, сжигало все старое, хоронило прошлое, стирало боль и сожаления, освобождало место для нового. Всего нового.
Марк повернул голову направо. Отблеск пламени мерцал в глазах, очерчивал резкой линией острый профиль застывшей фигуры, спина прямилась без болезненного напряжения, только чувством собственного достоинства. Эска, чувствуя его взгляд, еще какое-то время смотрел на костер, погруженный в свои мысли, а потом медленно повернул голову.
Их взгляды встретились. Искры отражались от костра, потом от глаз, друг от друга.
Горло у Марка сжалось. Старые стены разрушились, но новые не заставили себя долго ждать. Он должен был спросить тревожный вопрос, но позади них стояли выжившие легионеры, а мертвые тела лежали на голой земле в ожидании последнего пути. У них было много работы. Потому Марк лишь слабо улыбнулся. Промолчав.
Автор: я
Фэндом: The Eagle (Орел девятого легиона)
Герои, рейтинг, жанр: как в фильме и чуток сверху
Дисклаймер: герои не мои
Предупреждение: не бечено, не закончено. 1-6 7-12
13 Герн Герн
Снега было много. Марк в жизни столько не видел. Ветер пробирал до кости.
Марк, не жалея лошадей и собственных сил, упорно шел вперед даже в темноте. Он отчаянно не хотел застрять здесь с вынужденной ночевкой. Когда они прошли снежный перевал, то их хватило только на то, чтобы привязать лошадей, и вповалку упасть на землю спать, даже не разведя костра.
Впрочем, утром Марка разбудил запах хорошо прожаренного мяса. Эска опять его опередил.
Ногу тянуло и Марк, разминая ее пальцами, не сразу прислушался к другим симптомам собственного организма. А вот Эска шепот чужого тела расслышал, полоснул взглядом, подошел к сидящему Марку, опустил ему на лоб ладонь. Жесткая кожа сомневалась с ответом, и Эска, опустившись на одно колено, приложил к его лбу сухие губы. Марк вздрогнул, замер на мгновение. Ему вспомнилось, как в детстве мать точно также определяла, есть ли у него жар. И повеяло запахом оливок, опалило жарким солнцем, вызывающим у него россыпь смешных пятнышек по всему телу, зазвенел колокольчиком мамин голос. Марк крепко стиснул костлявое мясо в руке, выныривая из такого теплого воспоминания. Эска что-то недовольно хмыкнул и отошел от него. Марк, часто моргая, смотрел, как он отходит все дальше и дальше, с рассеянным видом глядя себе под ноги. Он хотел его окликнуть, но из груди неожиданно вырвался громоподобный хрип. А когда Марк закашлялся, то звук напоминал скрежет двух толстых листов железа, сталкивающихся друг с другом по чьей-то злой воле.
Эска принес ворох какого-то мха, закинул его в кипящую воду, а потом заставил Марка это выпить, но только после того, как Марк отлил половину Эске, хоть тот и не проявлял никаких признаков начинающейся болезни. На всякий случай. Жгучее варево при всей специфичности вкуса, приятно смягчило горло и согрело тело изнутри, затопило зачаток недомогания.
Марк прохрипел «спасибо» почти человеческим голосом.
Лес за горами был такой же, как и лес перед ними. Только желтого в листьях появилось больше. Желтого и золотого. День заканчивался быстрее, а ночи становились все прохладнее. Воздух дышал, кричал, кружил запахом «последней надежды», как называла это его мать. Менее романтичные люди называли его просто перегноем. Но Марк еще в детстве считал, что «перегной» не может так волновать кровь, а вот «последняя надежда» может, и еще как.
Марк посильнее раздул ноздри, затягиваясь чистым воздухом, и в этот момент Эску сбили с лошади, с лошадью, наземь, об земь. Марк тут же кинулся ему на выручку. Чужаку следовало нападать на него первым, на более рослого, но чужак, выбрал добычу поменьше. И не справился с ней.
Внезапный выброс животной злости в кровь заставил Марка желать ему смерти. Сразу и быстро. Без разговоров. Мужчина был длинноволос, бородат, закутан в теплые шкуры, вид имел основательный, - не чета атаковавшим их полуголым кочевникам.
Эска медлил. Его нож застыл.
-Убей его
Приказывал, просил, уговаривал его Марк. А Эска потрясенно смотрел в одну точку и не двигался. Наконец, отпрянул, как от некой хладной ползучей гадины, кинув Марку слова:
- Он – легионер!
Напряжение, телесное и душевное, сковало Марка, свернуло внутренности в тугой узел, оглушающе зазвенело в голове. Он взял чужака за грудки, и, хоть Эска и не ослабил нажим ножа, чуть притянул его к себе, потребовав назвать имя. Чужак молчал, тянул время, рассматривал Марка, будто видел в нем что-то знакомое. Марк встряхнул его разок, Эска нажал чуть посильнее. Пленник назвал свое имя.
Марк осел ,будто невыпущенная стрела. Замер в своем потрясении. Это был легионер его отца.
Герн, Марк даже мысленно не мог называть этого человека римским именем, настолько оно ему теперь было чуждо даже по внешнему виду, пригласил их к своей трапезе. Чтобы сгладить неловкость первой встречи.
Марк задумчиво наблюдал , как он собирает ветки для костра, а Эска, стоя рядом с Марком, практически дрожал от едва сдерживаемого вибрирующего напряжения. Чужак его раздражал и злил, казалось, что Эска жалеет о случайно спасенной жизни. Странно, - ему было в тягость, что он не послушал Марка с его «убивай не задумываясь», а у Марка темнело в глазах от мысли, что Эска мог сделать, как он приказал. И он бы никогда не услышал правду от очевидца.
Герн принес хворост, окинул Эску ответно недружелюбным взглядом, задержал взор на татуировках, видных из-за порванной во время схватки одежды.
Марк ждал ответов. Со страхом и в тягостном предвкушении.
И Герн стал рассказывать. Неторопливо, не спеша обкатывая каждое слово латинской речи во рту.
Он повел их туда, где погиб девятый испанский легион, где каждый шаг пролегал по костям, где зеленый мох милосердно скрывал от глаз большую часть человеческих останков, а густой туман был мистическим саваном, укутавшим мертвых.
Всю дорогу Марк ехал в благоговейном молчании, лишь изредка прерывая рассказ одним-двумя короткими вопросами. Герн был хорошим рассказчиком. Его медлительность создавала нужный настрой, придавала священный окрас случившемуся.
- Мой отец,- спросил Марк, вытирая скупую слезу скорби,- он умер в бою?
И Герн потряс его своим ответом. У Марка в голове не укладывалось существование такой трусости. Бросить командира, бросить орла, бросить товарищей, жить в племени обескровленном, воинов которого, возможно сам и убил…
-Ты – трус,- выдохнул Марк очевидное, невозможное.
- Нет. Тебя там не было,- и было в его глазах и вера в свои слова и признание правоты Марка.
- Где орел?- потребовал ответа Марк. И получил новый удар.
- Он знает.
Марк оборачивался медленно. В два приема. Еще не веря, страшась увидеть неотвратимую правду в глазах Эски, безрассудно надеясь, что за спиной стоит кто-то третий, в кого Герн так указующе прямит палец. Но еще до взгляда глаза в глаза по окаменевшей фигуре рядом, по напряжению, вытекающему из Эски с дыханием, по натянувшимся жилам на его шее, Марк уже знал, это - правда.
14 В пленуВ плену
Он еще крепился какое-то время, держал лицо. Вежливо попрощался с Герном, не отклонил его предложение заехать в гости на обратном пути, cказал, что хочет до зимы управиться. Уехал. По пути все ждал хоть одного оправдательного слова от Эски. Тот молчал.
А в груди плескалась обида, выходило из берегов непонимание. Почему? Зачем так?
Когда они выехали из леса, Марк не выдержал, спросил. Только не остыло еще в груди, горело болью. От виденного, от слышанного, от пережитого. Резко спросил, обвиняющее. А Эска будто только этого и ждал, криков, обвинений. Будто он сам не знал ответов, потому и полез в словесную схватку. Марк тоже сорвался на крик, нужно было выплеснуть скопившееся. И ему и Эске.
Только не ожидал он, что тот так отчаянно повторит прием Герна, волком кинется на него сверху, собьет на земь, закружит по жухлой траве.
В драке они не заметили, как появились Синие.
Потом, уже когда Эска назвал его своим рабом перед шатром главного вождя, Марк не сразу, но осознал, как все это выглядело. И что им повезло.
Ведь Эска первым кинулся на него, сбил, перевернул на земле так, что оказался сверху. Синие, которых в этот раз не заметил даже Эска, должны были видеть все это, наблюдая за ними. И поэтому поверили словам про раба-римлянина. А когда вождь синего отряда осматривал его подбородок, Марку хватило благоразумия не дергаться. Численный перевес был не в их пользу. И преимущество внезапной атаки у них отняли. Тут они не справились бы.
Об этом Марк подумал уже после, в поселение на морском берегу. А по пути туда, связанный, ничего не понимающий, он все больше вспоминал предостережения дяди по поводу Эски. «он -брит» и «перережет тебе горло при случае». На счет последнего он все еще сомневался, но мысль о том, что Эска захочет отыграться за все унижения, испытанные им в рабстве от предыдущих хозяев, эта мысль ледяным холодом гуляла внутри по позвоночнику, когда дождь замораживал тело снаружи.
И тот его взгляд: холодный, торжествующий, которым он уколол его растерянного, усталого у шатра вождя. Вот только что Марк слышал гордость в его голосе, когда он называл его имя, и главный вождь с безумными глазами ласково облизывал его словами, словно кошка, играющаяся с пойманной мышкой. А вот Эска обернулся и, наконец, прояснил ситуацию, изумив его ледяной выдержкой лица , на котором тем не менее просвечивало стыдное, радостное удовлетворение от реверса их положения. Марк удивился этой злости , направленной на него. И разозлился в ответ.
Но когда его привели в шатер, где отныне ему суждено было быть согласно новому положению, когда ветхая, сухая старуха ласково омыла его раны, не глядя брит он или римлянин, просто из вечной женской мудрости сострадания, Марк расслабил сведенные все это время плечи, склонил голову перед этой старухой. Кого здесь крушить, рвать, убивать? Этих убогих, малых, да хилых? Которые делятся с ним тем, что есть?
А потом он стал думать, размышлять, оценивать ситуацию. И кругом выходило, что у Эски не было другого выхода, и что опять боги в своей странной непостижимой манере помогли им.
«Хуже всех были разукрашенные воины»- сказал Герн. Не эти ли? Он сказал, орел у кочевников. Шатры у Синих были легкой сборки, быстрой, не то, что основательные землянки тех, кого они с Эской встречали раньше. И жило у Марка внутри предчувствие того, что Синие выбрали это место не случайно, а ради какого-то события. Оставалось выжидать.
Работа у него была не сложная, привычная. Солдатом он ее тоже выполнял по приказу. Делить ночлег с толпой народу и спать вповалку на земляном полу,– тоже было не привыкать.
Основательно оглаживая бока лошади щеткой, Марк усмехнулся: выходило, что служба в армии на начальном этапе мало чем отличалась от рабства. Да и потом тоже.
Только вот…Марк замер с щеткой в руке и проводил взглядом удаляющуюся спину Эски. Тот шел рядом с тем молодым вождем: прямой, с расправленными плечами, широкой уверенной мужской походкой, впереди других - привычно, будто по праву рождения.
Марк сглотнул. Тяжелее всего была обособленность его положения. Чужая речь, журчащая кругом, в которой он не плыл , тонул, острее всего напоминала о том, что он здесь один. Почти один. Когда Марк увидел в главном шатре, что Эска беседует с молодым вождем долго, длинно, на равных, то в груди неприятно дернуло. Он пожалел об их несостоявшихся разговорах у костра. Сейчас ему не хватало слов, простого общения. Понимания. Виделись они редко, Эска говорил с ним мало, только бросал короткие слова-приказания и тут же уходил. Марк томился , скучал, добросовестно исполнял всю работу, которую ему поручали, стремился заполнить делом как можно больше времени. И все равно пустого досуга оставалось слишком много.
Ранними вечерами не спалось. Марк разглядывал потолок над своим ложе и думал. Размышлял о прошедшем дне. Сопоставлял. Они жали друг другу руки, как римляне, за предплечье. Они уважали гостя. Их дети росли без сильного родительского надзора, будто повинуясь негласному правилу «если сильный, выживет». Одна маленькая смешная девчушка, со злым недовольным личиком, часто приходила посмотреть на него, чужака, и засиживалась в палатке допоздна. На нее не обращали внимания, не шугали, а она рассматривала его, как невиданное животное: беззастенчиво, любопытно. Она напомнила ему ту девочку, востроглазую, кучерявую, которая единственная понравилась ему за тем незабываемым «ужином соблазнения». Они были похожи: возрастом, недовольством и, Марк вздрогнул и присмотрелся повнимательнее к детскому лицу, ожиданием от жизни плохого? Они обе будто предчувствовали нелегкую женскую судьбу. Сердце у Марка заколотилось. Он заложил руки за голову, уставился в потолок. Так похожи.
Девчушка диким ветром шмыгнула наружу.
Марк пытался прислушиваться к словам, но Синие говорили слишком бегло, и единственно знакомое ему «романих» не употребляли. Марк подосадовал на себя, что не озаботился изучением языка ранее. Он подумал о том, как язык выучил Эска: сам или его кто-то научил?
Эска говорил на латыни коротко, отрывисто. Марк не задумывался об этом, принимал, как черту характера, пока не увидел, как плавно и не спеша беседует Эска с молодым вождем на своем языке. Он не знал названия тому, что тогда так сжало его грудь.
Марк тряхнул головой.
Девчушка вдруг опять оказалась около него. В руке, решительно протянутой к нему, она держала какую-то вещицу. Марк присел на куцем покрывале, служившим ему лежбищем, пригляделся. В детской ладошке лежали бусы - грубая нить с чередой то ракушек, то деревянных бусин. Большая часть хрупких ракушек была побита, деревянные – щербатые и местами обуглены, будто их кидали в огонь. Девочка опустила ему бусы на раскрытую ладонь, вытащила из-за спины вторую ладошку, и высыпала следом горсть новых гладких ракушек, маленьких и более круглых. Потом огляделась и принесла кусок дерева, видимо предназначенный кем-то специально для вырезания. Она шмыгнула носом, показала руками на шею и уши, произнесла одно короткое слово явно повелительного толка. Марк усмехнулся, кивнул. Девочка еще немного побуравила его тяжелым взглядом, а потом ушла. Марк только надеялся, что оказывая ей помощь, не принял на себя какие-нибудь местные обязательства женитьбы.
Потом подумал о том, кто обычно вырезает всякие забавные фигурки своим детям, и был ли такой человек у этой девочки.
Вырезать шарики из древесины было труднее, чем это казалось. А уж пытаться сделать их ровными… Вечера у него теперь были заняты.
Марк задумчиво орудовал ножом, потроша рыбу. Насвистывал мысленно песню, вслух не смел, за неуместную латынь окрикивали. Впрочем, больше не рукоприкладствовали. Раны на лице , еще походные, от того, когда его тащили волоком, .заживали спокойно. Он даже побрился. В походе они с Эской по марковой воле стандартно раз в три дня скоблили себе лица, тут он взялся за лезвие позже,- лицо саднило. Старуха, омывшая его, углядев, как он шипит, орудуя ножом по почти сухому подбородку, лишь качнула головой и принесла какую-то резко пахнущую грязеподобную мазь, показала, что это нужно втереть в кожу. Марк доверился ей: кожа стала гладкой и мягкой, такой, что ни одним римским парикмахерам и не снилось.
Он усмехнулся: две молодые нимфы стояли чуть в отдалении на каменистом берегу, и явно не спешили по своим делам, рассматривая его, весело улыбались. Марк привык, что его разглядывают, но впервые в этом поселенье , не считая той старухи, на него смотрели без страха, неприязни или настороженности. Так же его разглядывали девушки в Риме или в Калеве. Так похоже…
Марк улыбнулся чуть шире. И получил окрик от синелицего. Молодой вождь подлетел к нему ,яростно сверкая глазами, и ударил рукой, в которой держал нож. Следом подлетел Эска. У Марка звенело в голове, удар был с лету, но сильный.
Он не понимал, о чем они говорили, но яростный обвинительный тон, подкрепленный злым взглядом в его сторону, не сулил ему ничего хорошего. А расплескавшийся в глазах Эски ужас только усиливал эту уверенность.
Эска приказал ему что-то, от волнения - на своем языке. Потом, отвечая на непонимающий взгляд, повторил уже на латыни :
- На колени!
Марк набычился, упрямо выставил вперед подбородок. И получил удар рукой уже от Эски. Звон в голове усилился. Тень центуриона, которому на глазах у Марка друид отрубил голову, замаячила у Марка перед мысленным взором.
Что ж. он думал, что может умереть в этом походе, просто надеялся, что это случится по-другому. Но смерть не всегда выбирают, чаще выбирает она, и тут в собственных силах - только сохранить достоинство . Марк стиснул зубы, опускаясь на колени. Он чувствовал дрожь пальцев в своих волосах, соленый морской воздух, твердые камни резали колени. Эска потянул его голову назад, максимально открывая шею. Марк сжав губы, полыхнул взглядом по синелицему. Тот что-то говорил Эске. Эска ему отвечал: отрывисто, резко, уверенно глядя в глаза. Синий что-то сказал, сплюнул, Эска с силой оттолкнул голову Марка, пошел вслед за молодым вождем. Но Марк успел сказать ему то, что все эти последние секунды билось у него в голове, что он твердо решил сделать . Когда все закончится, он убьет его.
Шумело в голове , ныло после отпустившего напряжения тело, сердце якорем ухнуло вниз. Он был теперь один. Совсем один.
15 ОрелОрел
Тусклое, приглушенное отчаяние обволакивало его мысли вечерами. В груди давило.
В деятельное время суток было легче. Он стал придумывать план отхода, как можно незаметнее присматривался к остальным шатрам, проверяя степень свободы своего перемещения.
Рассчитывать теперь он мог только на себя.
Эска, после того случая на берегу, избегал его, даже приказы не передавал, Марк без напоминаний продолжал следить за лошадью, делать то, что делал раньше. Он стискивал зубы, когда видел Эску издалека, тот даже не смотрел на него, полностью игнорируя, лишь единожды Марк поймал его взгляд.
Он доделал бусы, не починил старые, а сделал новые, нанизал их на двойную скрученную нить. Девчушку тоже перестала приходить к нему вечером, и он перехватил ее днем у шатра. Протянул связку бус, в которых запрятались и сережки. Девочка замерла, опасливо вытянула вперед ладошку, ощупала новое украшение с искусно вырезанными бусинами одного размера, и красиво, замысловато чередующимися ракушками. Она вдруг засияла широкой , на половину беззубой улыбкой , сдернула все это богатство к себе в руки и убежала, что-то радостно хмыкнув ему на прощание.
Марк посмотрел ей вслед, улыбнувшись помимо воли, а когда обернулся, замер от неожиданности. Эска стоял на расстоянии через которое спокойно могла промаршировать если не когорта, то центурия точно, но казалось , что он близко – протяни руку и коснешься.
Эска смотрел на него пристально, не моргая, и Марк тоже не мог отвести взгляд. Длинное тягучее мгновение в несколько громких ударов сердца они смотрели глаза в глаза друг другу. Потом Эска, будто отгоняя наваждение, тряхнул головой, резко отвернулся и ушел. А Марк провожал взглядом теперь его спину.
В лагере явственно чувствовалось какое-то оживление. Разговоры участились, все на повышенных радостных тонах, мужчины как-то загадочно переглядывались. Все кругом пульсировало предчувствием События.
Когда ожидаемая ночь настала, Марк не спал. Крадучись, он последовал за волной людей с факелами, которая стекалась к берегу.
Дикие танцы и воинственная музыка пенили кровь и без наркотического дурмана. Марк даже представить не пытался, что в этот момент испытывали юноши, проходящие инициацию. Но он испытал это, увидев недвижимую птицу могуче раскинувшую крылья , ярко блестящие золотом на черном фоне. Лава вместо крови и сердце бьется наружу, а разум пеленает холодный воздух и отпускает в полет вместе с дымом костров.
Марк встал в полный рост, и ,как на вражескую колесницу перед своим тяжелым ранением, пошел один на один с судьбой. Странно, как она всегда щадила его.
Сильный удар в голову и он потерял сознание.
Очнулся он от того, что его трясли за плечо, а знакомый голос звал по имени. Это должен был быть сон. Марк не сразу понял, что это явь.
- Я думал, что потерял тебя,- Марк сказал то, что лежало на сердце. Эска молчал. Только взгляд его огненным отблеском напомнил тот, который был у него при виде лука, при виде белой лошади.
Эска помог Марку подняться. Голову еще кружило, тело ломило, но он упорно шел к цели, туда, куда его вел Эска. Холодная вода, через которую они пробирались к пещере, приводила в чувство, отгоняла слабость. Мрачная темень пещеры с кровавыми подтеками на стенах бодрила еще сильнее, натягивая нервы в дребезжащие струны.
При входе в пещеру они поменялись местами. Эска только посмотрел на него, взглядом отдавая право идти впереди, а Марк в ответ кивнул, глазами говоря спасибо. За все.
Он шел вглубь , пролезая по все сужающемуся скальному коридору , мрачные, липкие кровавые стены давили, нагоняли тревожности, воздух, как перед грозой, потрескивало от напряжения. Но когда вдруг свод над головой расширился, стены раздвинулись, и он оказался в просторном зале естественного происхождения, тревога исчезла. Он увидел орла.
Что-то светлое, теплое затопило его грудную клетку. Дыхание на мгновение перехватило.
Орел: грозный, сильный, мощно раскинув крылья, стоял в самом центре пещеры Марк кинулся освобождать его с вынужденного насеста. Заученно, не глядя, передал назад меч в уже ждущие эту ношу руки. Прикоснулся к реликвии. Пальцы, чтобы увериться, ощупали ребристые крылья, пробежались по гладкой голове, задержались на благородном металле. Эска поторопил.
Но они не успели уйти тихо. Незнакомое слово грозным эхом угрожающе прокатилось по сводам пещеры. Выход отсюда им преградили несколько воинов и тот шаман, который вынес орла из пещеры во время посвящения.
Марк молниеносно выхватил меч, подрезал первого, не успев, однако, до конца отвести ответный удар, накинулся на главного. Шаман был неповоротливым, массивные одежды из перьев и рогатая голова-маска стесняли его движения. Но Марк внезапно оказался на одном с ним уровне. Блеснувший на мизинце золотой перстень с зеленым камнем, будто вынырнул из прошлого, притупил, затормозил быстроту реакции. Марк, ошеломленный, больше отбивался, чем нападал. Когда, наконец, нечеловечья маска слетела от сильного удара об камни, у Марка внутри всё застыло. Он ждал, когда освобожденное от маски лицо повернется к нему, страшился и все равно надеялся увидеть знакомые черты. Очередное напряжение отпустило его тело. Это был не отец.
Рассекая мечом плоть вождю-шаману, Марк потребовал ответа, откуда у того кольцо его отца.
Безумец, словно не чувствуя боли , насаживался на меч глубже, чтобы приблизиться к нему и
выплевывал ему в лицо слова. Сумасшедшие глаза, страшная, неуместная улыбка, и чистое злорадное удовольствие от произносимых слов ничего хорошего Марку не сулили. Но он потребовал перевода слов у Эски. Тот, своим скороспешным отходом, укрепил Марка во мнении, что вождь скорее оскорблял его перед смертью, чем говорил что-либо путное. И к тому же Марк спрашивал его на своем языке.
Сорвав кольцо с пальца, Марк устремился наружу, из этого темного места. Выбираясь из пещеры обратно, они летели, словно на крыльях, но берег уже начало окрашивать зарей. Бесшумно пробираясь между спящих на земле тел, они подошли к лошадям, закинули на них все необходимое, торопясь уйти из этого места как можно быстрее. И одновременно повернули головы на внезапно взрезавший тишину голос.»Эска!»
Тот мальчик, который всегда крутился около Эски, стоял около них и глядел тоскливо печальными глазами. Марк посмотрел на него, скользнул взглядом по напрягшейся шее Эски, обреченно вздохнул и вытащил меч, который как раз закидывал на седло.
Эска и мальчик о чем-то говорили. Эска увещевал его, а Марк нервничал. Мальчишке ничего не стоило предать их, точнее, - ему многого стоило не выдать их. Логично было лишить его жизни… или оглушить. Но Эска верил ему. А Марк верил Эске.
Что ж, по крайней мере, крови этого ребенка на его руках не будет.
Марк терпеливо ждал, пока Эска распрощается с тем, кто вдруг стал дорог ему в этом племени.
А потом они полетели на лошадях.
16 ПобегПобег
Они гнали лошадей изо всех сил. Марк был уверен, что самое тяжелое уже позади и их не догнать, как бы быстро синие не бегали.
Орел у них. Лошади у них. Эска с ним. На чистейшем адреналине он не обращал внимания на боль в ноге. А потом вольготный простор для лошадиного галопа закончился, даже легкой рысью было не пройти, только под уздцы. И Эска коротко обернувшись, заметил, что он хромает. Подозрительный прищур глаз, еле слышный вздох, а потом его уже усадили на ближайший валун.
- Твоя больная нога! Почему не сказал?
Эска присел около него на корточки, сверкнул глазами, когда увидел свежий разрез на ткани и понял, что дело не в старой ране. Быстро и уверенно стал бинтовать ногу прямо поверх штанов. Марк смотрел на его склоненную светлую голову, и сверху казалось, что у него напряжены даже уши. Пальцы его, тем не менее, легко порхали вокруг раненого бедра. Невесомыми бабочками щекотали кожу. Кадык на широкой мощной шее ушел вверх. Марк неожиданно для себя смутился. От молчания, от осознания легкой интимности их позы, от ветра, будто ласкающего пряди волос и пригнавшего мурашки на затылок.
- Там, в пещере, что он мне сказал?
Он нарушил тишину первым пришедшим на ум вопросом, на который все еще хотел знать ответ.
Эска резко поднял взгляд, замер на мгновение, разглядывая лицо Марка, отвел глаза и сказал, что им надо спешить. Странно, буквально минуту назад он проигнорировал марковы слова о том же самом.
То что, они не отрываются вперед, Марк понял, услышав, звенящий в кристально чистом воздухе, собачий лай. Невероятно, но Синие догоняли их. Эска отмахнулся:
- Они еще далеко. Ветер всегда врет.
Марк удивился: тому, что они, на лошадях и с форой, не вырвались вперед, и тому, что Эска, как будто, пытался его успокоить. Эска вообще удивлял его: тем, как уверенно шел впереди, и вел его, ни разу не сомневаясь в выбранном пути. Марк уже давно сбился в ориентирах и полностью доверился звериному чутью своего проводника. Но больше всего он удивлял его тем, что предпочел выбрать Марка , когда у него было право выбора.
Эска был понятен, созвучен ему своей устремленностью, своими точными и ловкими движениями - ни одного лишнего жеста; своей твердостью воли, ответственностью, целенаправленностью, но этот финальный выбор, который, Марк знал, многого ему стоил, не просто удивлял. Поражал. Восхищал. Вызывал благоговейный трепет.
Казалось, чем больше Марка покидают силы, тем больше энергии вливается в Эску.
Поздний привал- только для быстрого ужина и короткого сна. Марка всего передернуло, когда Эска поймал и разделал чью-то мелкую тушку. Он не мог представить, что будет есть грызуна. Аппетита не было, гудящая усталость раздалась по всему телу. Мелкий дождь и , помогающий ему, ветер вызывали озноб. Нога кровоточила.
Но Эска хлестко сказал
- Ешь!
Жестко пояснил:
- Иначе умрешь!
Указал глазами на ногу:
- Ты потерял много крови!
Марк знал, что он прав, знал, что его опекают, знал, что иначе никак. Его «Я не буду это есть, я не варвар» прозвучало слабо, со знанием своего заведомого проигрыша в этом вопросе, но упрямо. Эска протянул ему выпотрошенную, обескровленную тушку, сырую, потому что «Костер - нельзя. Опасно». Марк скривился, мотнул головой, и отчаянно не желая этого делать, протянул к еде дрожащие от холода руки. Эска следил за ним, пока он ел. Подавив возмущенный спазм желудка, Марк вгрызся в безвкусное , питательное мясо. Эска удовлетворенно кивнул, когда он, тщательно пережевав свою половину, передал ему оставшуюся часть.
Марк после ужина едва прикрыл глаза и сразу провалился в сон-забытье. Проснулся он от явного дежа-вю: его трясли за плечо и звали по имени. Только теперь он мгновенно взялся за меч, лежащий рядом, - сработали инстинкты солдата. Эска разбудил его, и они тут же отправились в путь.
Когда пала белая лошадь, Марк не смог даже расстроиться и оценить их шансы. Все его силы были направлены на поддержание активности собственного тела. Он лишь отошел с лошадью на безопасную ровную площадку земли и протянул Эске руку. Теперь Эска согревал ему спину на лошади и, крепко обхватив Марка за талию, удерживал его в вертикальном положении.
Когда перед ними показался знакомый лес, Марк застонал, сквозь стиснутые зубы. Сплошные горки и ямы, извивающиеся коряги из-под земли, покатые речные склоны. Он помнил, как медленно они пробирались по нему на двух здоровых, свежих лошадях. Теперь у них была одна уставшая. У лесной линии они затормозили. Эска спрыгнул, помог ему спуститься. Они взяли только мечи и орла. Эска закинул его руку себе на плечи и они, спаявшись от бедра до плеча, как двухголовая гидра о трех ногах, пошли пешком.
То, что они сильно проигрывают на этом отрезке пути, Марк понял, когда Эска стал нервно оглядываться . Потом и Марк услышал отзвуки чужой речи.
Эска тащил его на плечах , упорно тянул вдруг ставшую бесполезной махину его веса. Они спустились по покатому берегу к реке. Пошли по ней, вдоль нее, чтобы сбить собак со следу. Река была то мелкой, то вдруг попадались глубокие участки. Одна из таких глубин буквально спасла им жизнь. Эска почти вжавшись в землистый высокий берег, держал его на плаву, крепко обхватив руками , а Марк, сквозь нависающие сверху коренья – видел фигуру одного из синелицых, который их высматривал. Синие пошли в одну сторону, а Марк и Эска пошли дальше вниз по реке. Казалось, они шли вечность. Марк не чувствовал ног, они постоянно подламывались. Эска каждый раз упрямо тащил его вверх и вперед, через пороги, отбивал руки и ноги о каменистое дно, вылавливал его в глубоких участках реки, тянул сквозь ледяной холод, пробирающий до мурашек. В один из таких моментов, когда Марк рухнул вниз и сам же попытался подняться, Эска не выдержал:
- Тебе надо отдохнуть!
Но как всегда у них получалось: когда один разумно настаивал, другой упорно отнекивался.
- Марк!
В его голосе слышалось оголенное, тревожное отчаяние.
Эска огляделся и вытащил его на каменистую отмель, сам отдышался. Марк, наконец, лежа на твердой поверхности, осознал, что дальше идти не сможет. Он подтянулся так, чтобы спина опиралась на камень. Полулежа, поднял взгляд на Эску. Будто им было мало пробирающей до нутра речной холодной воды, вода лилась еще и сверху. Дождь сильный, косой затуманил лицо Эски, оставив четким только силуэт и черты лица. Марк вздохнул, немного отдышался :
- Я не смогу идти дальше.
- Сможешь. Когда отдохнешь,- окинув его быстрым оценочным взглядом, уверенно ответил Эска.
Марк усмехнулся. Может, Эска был и прав, но у него не было этого времени. Марк слегка приподнял, замотанного в ткань орла.
- Возьми. Найдешь лошадей, возвращайся. Если нет…иди на юг, доставь его в Рим.
Теперь Эска смотрел на него долгим, возмущенным, пронизывающим сильнее ледяной воды, взглядом.
- Мы столько прошли вместе! – он не вверил Марку, не верил, что он мог так легко сдаться, без раздумий поставить ценность своей жизни ниже ценности металлического изваяния.
- Не позорь меня,- мягко улыбнулся Марк. Ему было очень холодно, но в груди разливалось удивительное тепло. От принятого решения, от вида Эски, от того, что цель, так или иначе достигнута.
Эска упрямо поджал губы, лицо его застыло, глаза прожигали через толщу льющейся воды с неба. Он не собирался бросать его тут. И Марку стало еще теплее в груди.
- Эска, это приказ,- он не думал, что это прозвучит так, как прозвучало, не думал, что Эска поймет так, как понял.
Он привык к солдатам и не привык к личным рабам. За все время короткой эскиной службы ему , когда Марк что-то требовал, он окрашивал это спокойным командирским тоном. Говорил тем голосом, за который его еще в детстве укоряла мать «Зачем ты приказал ему? Он же не раб», а Марк недоуменно оправдывался «Я не приказывал, я просил!»
Эска сильнее поджал губы. Вся его фигура напоминала окаменевшую статую. Он не обращал внимание на дождь, на мокрую одежду, прилипшую к телу, на ветер, выстуживающий кожу. Он весь на короткое мгновение стал взглядом, жгущим, буравящим, проникающим в самое естество, крючком без наживки вспарывающим сердце. Пока он медленно, весомо проговаривал свои слова, Марк не мог отвести глаз. С ресниц текло , туманило взор, Марк сморгнул на конечном «освободи меня» и улыбнулся слабой улыбкой, не чувствуя губ.
У него был с собой эскин нож. Он взял его по наитию, также , как и своего деревянного орла. Не мог не взять. Чуткое, четкое осознание правильности этого поступка было простым и необъяснимым. Эска не высказал удивление, увидев нож, будто это было самим собой разумеющееся. Или Марк просто не мог разглядеть тонкие нюансы его мимики за стеной дождя. Марк с легким сердцем протянул Эске нож. Тот взял его, осторожно, аккуратно, задержав свои обе ладони на ладони Марка, согревая его замерзшую руку.
- Ты свободен, мой друг.
Слово отскочило от губ, отзвенело в воздухе. Марк никогда не думал о нем, как о рабе, никогда не называл его так сознательно. Даже тогда, перед дракой, крикнув в запале «ты все еще мой раб» из желания обидеть, он не имел это в виду.
Эска был тем, кто всегда рядом, кто поддержит, поможет, потому что, не может иначе. Не раб. Не солдат. Теперь Марк нашел нужное слово. Теперь оно стало правильным и единственно верным.
- Возьми,- он приподнял свою драгоценную ношу.
- Нет,- твердо, уверенно, выверено.
Марк вздохнув, повел головой недоуменно, всем видом выражая удивленно- выжидательное «ну что еще?»
Эска наклонился к нему, крепко обхватил ладонью его голову у виска, притянул так, что они чуть не стукнулись лбами, теперь дождь почти не разделял их. Глядя прямо в глаза, так, чтобы у Марка не возникло ни единого сомнения в сказанном, он произнес:
- Я вернусь за тобой.
Марк смотрел в спину Эски, который удивительно быстро удалялся от него вдоль реки , пока тот не превратился в маленькую, невидимую и неслышную точку совсем вдалеке.
Марк чувствовал, как щеку, там, где Эска держал его, начинает покалывать теплом. Вначале замороженная кожа совсем не почувствовала прикосновения, только давление извне, теперь же ее грел отпечаток прикосновения. Марк устало закрыл глаза, тело осело по скользкому камню вниз, в голове разлилась, стирающая все мысли и чувства, чернота.
17 БитваБитва
Он очнулся все в тот же дождь, который, казалось, изрешетил все его тело насквозь. Звук падающих капель эхом отзывался в голове.
Марк пошевелил окоченевшими пальцами, подтянулся, собрался, одним движением сел. Он осмотрелся, вдохнул воздух с ярким запахом воды, задавил в себе желание лечь обратно на землю , волевым усилием отогнал слабость, кружащую голову.Найдя подходящую по длине и толщине толстую ветвь, принялся методично затачивать один ее конец.Потом развернул тяжелую от воды ткань, освободил орла из его клетки. Отверстие и обточенное дерево идеально подошли друг другу, Марк без труда угнездил орла на его новое место службы, крепко привязал птицу лоскутами ткани. Распрямил спину, разогнул тело, подтянулся вдоль древка вверх и встал, тяжело опираясь на импровизированный костыль.
План действий был предельно прост: двигаться, действовать, не ждать смерти, но искать место, где можно ее достойно встретить. Защищая орла.
Марк медленно, без раздумий пошел дальше по мелководью, в ту сторону, куда ушел Эска.
Когда сил идти не осталось, Марк воткнул штандарт в землю, встал рядом, слегка опираясь на него, положил руку на меч. Он не знал, сколько прошел, но дождь давно кончился, а верхняя одежда на нем подсохла, то ли от жара тела, то ли от усилий, затраченных на ходьбу, то ли просто от времени. Солнечные блики светили в глаза. Приближающийся лай собак звучал в крови, бился в висках.
Вдруг дальше, ниже по течению, ему почудились тени, движение. Туман от воды стоял густым облаком, могло померещиться. Марк прищурился, пригляделся. Фигуры людей призрачным очертанием, всплеск шагов знакомым строевым отзвуком,- казалось, маршируют мертвые. Щиты, вынырнули из тумана, цифра девять сияла на их пузырчатых боках. Незнакомые сумрачные люди, тяжелые и неповоротливые на вид, несли свою защиту вымуштрованным жестом. На фоне взрослых тяжеловесных мужчин с длинными космами, легкая, отдельно обрисованная, будто эфирная, фигура Эски казалась совсем мальчишечьей.
Но взгляд его, которым он приветствовал потрясенного Марка, был таким горделивым, лицо- таким смелым , тело - остро прямым , а плечи расправлены так, что любой легионер с ним рядом проигрывал в агрессивной мужественности. Марк осматривал новые лица, печать близкой смерти лежала почти на всех. Усталые не от тяжелой физической работы, а вымотанные фуриями, которые преследовали их с позорного момента бегства, эти люди пришли сюда умирать. Эска казался слишком уверенным, молодым и отчаянным. Живым.
Марк сглотнул пересохшим ртом, когда понял, что эти люди пришли под его командование. Все люди. Эска коротко кивнул, когда Марк посмотрел на него.
Еще мгновение Марк колебался.Он не мог требовать от них ничего, но они предлагали свои жизни добровольно. Отказавшись от семей, от детей, от будущей жизни. Они предпочитали умереть , полагаясь только на удачу, богов, свою честь и совесть. Но использовав свой единственный шанс очищения, даже если только перед самими собой. Марк понимал их.
Синие темные тени , по- звериному пригибаясь, заскользили вниз по почти отвесным берегам.
- Приготовиться к защите орла!
Прямая линия острой стеной щитов выстроилась перед ними.
Синие , дикой пульсирующей толпой, замерли в ожидании приказа. Марк не знал почему они не напали врасплох, чего ждали, и, единственный, не понимал , что говорил синий вожак.
Когда вперед вывели мальчика, сердце у Марка ёкнуло в плохом предчувствии. Он же не посмеет! Свою кровь… Он посмел.
Марку было жаль мальчика, которого еще совсем недавно он сам планировал убить. Но не так, как того центуриона, убитого похожим образом перед воротами его крепости. Странная боль сжала его сердце, сильный отголосок страдания другого человека, стоящего совсем рядом, через одного. Марк посмотрел на Эску, на его потемневшее лицо и блестящие глаза, стиснул зубы и отдал команду. Стена из щитов покрылась острыми шипами мечей.
Синие яростной волной взвились, рванулись вперед, пенисто разбились о скалистую твердь их защиты.
Лязг мечей, яростные крики , звук сломанных костей, стоны боли, всплески падающих тел, - звуки войны наполнили это место. Марк на чистом адреналине и памяти тела, доведенной тренировками до совершенства, которое не подточило даже временное бездействие, орудовал мечом с ловкостью и силой Марса. Запах свежей крови разлился в воздухе, смешался с ароматом воды, сырой земли и опавших листьев.
Битва была стремительной и короткой. Марк краем глаза отслеживал статную фигуру со странной конструкцией из костей на голове. Синий вождь неотвратимой немезидой, с грацией и умением своего бога войны, продвигался к выбранной цели. К Эске. Тот, только что яростно и умело орудовавший двумя мечами, отлетел от первого же удара. Зажмурил глаза, когда синий занес над ним свое оружие. Будто, сдаваясь. Будто тот имел право его убить. Марк бросился наперерез. Кровавая пелена затрепетала у него перед глазами, на висках опасно быстро забились жилки, бешено разогнавшаяся кровь, заглушила в голове все звуки битвы. Остались только он и главный Синий. Один на один.
Лезвия меча путешествовали от одного горла к другому. Воля одного вышибала искры, отражаясь, отскакивая от воли другого. Взгляд Марка , прямой, непреклонный, яростный сталкивался со взглядом Синего, у которого в смертельной черноте застывших глаз, проглядывало недоуменное удивление. Теперь Синий знал, как недооценивал ситуацию.
Два вожака сражались.
В конце Марк задавил его своим весом, мощью тела. Руки, сжимаясь на жилистой шее, задержали голову под водой. Синие руки яростно молотили по воде, били по подбородку. Синий не сдавался, но Марк был сильнее.
Удары сердца в адреналиновом рывке гулко отзывались по всему телу, кровавая пелена, затуманившая мозг, начала медленно истончаться. Марк медленно разжал руки. Он никогда в жизни не убивал голыми руками.
Совсем юное , омытое от краски, лицо расслабилось, навсегда застыв посмертной маской.
Марк, тяжело дыша, сел на пятки. Огляделся. Прозрачные белые точки замельтешили перед глазами. Хриплое дыхание с подсвистом вылетало из горла.
Остатки Синих отступали малой группой , опасливо косясь на труп своего военачальника. Марк проводил взглядом их тени, растворяющиеся в тумане, исчезающие в листве. Они не вернутся, он знал точно. И в глубине души надеялся, что оставшихся мужчин хватит для жизни племени. В конце концов, он убил обоих их вождей, замену которым найти трудно. Высокая цена за кусок металла.
Марка хватило на то, чтобы помочь вытащить трупы на берег, -все подряд без разбора. Собрать хворост для погребального костра Герна. Сказать речь.
Высокие желтые всполохи грели лицо, слезили глаза. Марк положил в языки пламени деревянного орла, чувствуя, как его эманация будто расправляет крылья глубоко в груди.
Чуть помедлив, Эска положил в огонь нож. Вздохнул, как будто его плечи покинула тяжелая ноша.
Они стояли плечом к плечу, разглядывая жаркую стихию, которую боялись и уважали все народы. Очищающее пламя, сжигало все старое, хоронило прошлое, стирало боль и сожаления, освобождало место для нового. Всего нового.
Марк повернул голову направо. Отблеск пламени мерцал в глазах, очерчивал резкой линией острый профиль застывшей фигуры, спина прямилась без болезненного напряжения, только чувством собственного достоинства. Эска, чувствуя его взгляд, еще какое-то время смотрел на костер, погруженный в свои мысли, а потом медленно повернул голову.
Их взгляды встретились. Искры отражались от костра, потом от глаз, друг от друга.
Горло у Марка сжалось. Старые стены разрушились, но новые не заставили себя долго ждать. Он должен был спросить тревожный вопрос, но позади них стояли выжившие легионеры, а мертвые тела лежали на голой земле в ожидании последнего пути. У них было много работы. Потому Марк лишь слабо улыбнулся. Промолчав.
@темы: рим гдето рядом, игл, Фанфики
-
-
04.04.2011 в 20:56Ну, а про то, как Эска проверяет, нет ли у него лихорадки...
Очень чувственно получилось!
-
-
04.04.2011 в 20:58СПАСИБО!
-
-
04.04.2011 в 21:12герном, как и плацидом, гордюсь. они были камнями преткновения. без них- нельзя, а о них писать- дело стопориться.
и про это все мы говорили, обсуждая фильм в течении месяца. практически- задокументированная дискуссия без пары сцен))
спасибо за отзовы. не всегда могу своевременно отвечать ибо у меня висят комменты. и дайри. и инет. но я упорная.
-
-
06.04.2011 в 19:10Потрясающе описаны все сцены
браво, автор!
Бедный Маркус( Как ему в плену пришлось несладко.
-
-
08.04.2011 в 23:47Все чувства налицо: то, что Марк чувствует, то, что Эска.
-
-
12.04.2011 в 21:20завораживают короткие и трогательные моменты нежности между Маркусом и Эской
-
-
14.04.2011 в 23:23-
-
15.04.2011 в 22:10