What's the meaning of life, what's the meaning of it all? You gotta learn to dance before you learn to crawl You gotta learn to dance before you learn to crawl "Everything Louder Than Everything Else"
какой он тут стебный) и похож на элтона джона слегка))
шла с работы пехом, слушала лоуфа. в эрмитаже прифегела- захожу через главный вход, во двор, а оттуда арабская музыка- сюр. йелла, национальные танцы, сабли, барабаны, мужчины в белых одеяниях в пол. в интерьерах зимнего дворца. такая 0_0. фольклор саудовской аравии оказался. на дворцовой набережной- утка с утенком. утенок смешной, боевой. маленький. девушка-видение на розовом-розовом велосепеде. парочка на взрослых самокатах. пальмусу переложили мороженого в макдональдсе.
"читаю заявки. вижу людей. знаю их диагноз" - пальмус про фики по заявкам. Марк/Эска. зарисовка. нарисовалось в голове *на пальмусову просветительскую деятельность по части "армия древнего рима", где в частности упоминалась "плетка- как символ власти центуриона"*. и куда же без реки.
читать дальшеПодступающий закат окрашивал реку странными красками. Светлыми бликами, яркими отсветами сверкал, переливаясь оттенками золотого и багряного на податливом водяном природном холсте. Теплые лучики грели щеки, забегали на шею, заставляли щурить глаза. Высокая трава на другом берегу слегка трепетала от неуловимого ветерка, шуршала мягко, неслышно. Хороший был день. Эска вздрогнул, когда вышедший из воды Марк, не обтираясь, лишь отряхнув от капель волосы, голым телом вытянулся на помятой траве, а головой устроился ему на коленях. Руки его, взлетевшие в разные стороны от неожиданности, на мгновение замерли в размахе крыльев, а потом осторожно опустились обратно, вытянулись вдоль боков, слабо сжатыми кулаками оперлись о землю. Темноволосая голова гордым профилем покоилась на его бедре. Поджатые под себя пятки неудобным положением напрягали мышцы, делая бедро твердым, рельефным. Но Марк не возражал. Он задумчиво рассматривал закатное великолепие с самого удобного места. Первый ряд в театре природы. Эска, пока Марк купался, насмотрелся этого уже вдоволь. Теперь его взгляд скользил по расслабленному телу так просто и непринужденно устроившемуся рядом с ним. Марк, обхватив его согнутое колено рукой, слегка приподнялся, потянулся, и с сорванной травинкой вернул голову на место. Руку, окольцевавшую ногу, расслабил, но не убрал. Травинка самым кончиком угнездилась у него во рту и принялась вытанцовывать разные волнистые фигуры. Полная нижняя губа забралась под белые зубы и стала ярко алой от прилившей вдруг крови. Марк лежал спокойно, расслабленно, как человек, который привык в походах к соседству многих людей, где подушкой может стать чья-то рука или нога, а может- живот, и где спать теплее, не у костра, а в живом кольце тел, спящих вповалку. Марк был солдатом. Хорошим солдатом, напомнил себе Эска. И отогнал черную муху с гудящими крыльями от широкого плеча. Марк вздрогнул от дуновения воздуха по мокрой коже. Мелкий водный бисер засверкал на солнце. Марк подтянулся выше, так, что теперь лежал на двух ногах, уже не боком, а почти на животе, и острыми локтями выставил руки в стороны, удобно уложив ладони под подбородок. Охровые веснушки непознанными звездами раскинулись на небе его тела. Знакомые и незнакомые они покрывали все руки и ноги, плечи и спину… Эска присмотрелся. Раньше он никогда не позволял себе так пристально разглядывать, но освещение и близость тела позволили увидеть ему то, что он никогда бы не разглядел. Тонкие, почти невидимые белые линии рисовали на загорелой спине очень знакомый узор. - Что это?- не сдержавшись, спросил Эска и провел пальцем по самому длинному шраму, который исчез, как только солнце скрылось чуть дальше за горизонт. Марк дернул плечами от щекотного прикосновения, вереница мурашек пробежалась по коже. - Плетка,- пожал он плечами. Эска почувствовал это движение телом,- пару раз досталось. Но за дело. Меня еще жалели. Били не сильно. В самом начале службы. Марк зевнул, пряча лицо от разыгравшегося напоследок солнца, повернул голову целиком в Эскину сторону, закрыл глаза: - Хороший был день,- вздохнул он , улыбаясь. Он заснул короткой дремой, а Эска еще долго, пока солнце совсем не скрылось, легкими пальцами чертил на его коже невидимые линии
что я имею сказать об этом фильме: - охренительная операторская работа. смакование кадров. недаром там орловски фокусфильм значится (начальные заснеженные сцены - вообще шедеврально красивущи) - охренительный звук во время драк - охренительно подобранный саунд - охрененительные сирша, эрик, кейт, неожиданно оливия уильямс и джейсон флеминг ака среднестатестическа-совсем_не_среднестатестическая семья, и мерзские вражины. НО - охренительное чувство напряжения , начинающееся после снежных сцен. некая гнетущая тревожность без названия, которая кино целиком не сразу даст пересмотреть. и мое пессимистичное "умерли все!" реалистичнее пальмусова оптимистичного "умерли не все!"
Was wollen wir trinken sieben Tage lang? Was wollen wir trinken so ein Durst. Es wird genug fr alle sein! Wir trinken zusammen roll das Fa mal rein. Wir trinken zusammen, nicht allein! Что мы будем пить семь дней подряд Что мы будем пить, ведь жажда так велика Но нам хватит на всех Мы пьём все вместе, выкатывай ещё бочку Мы пьём все вместе, и никто в одиночку читать дальшеDann wollen wir schaffen sieben Tage lang. Dann wollen wir schaffen komm fa an. Und das wird keine Plackerei! Wir schaffen zusammen sieben Tage lang. Ja schaffen zusammen nicht allein! А потом мы славно поработаем, семь дней подряд А потом мы славно поработаем, приходи и помогай И это не пустая болтовня Мы поработаем вместе, семь дней подряд Мы поработаем вместе, и никто не будет один. Jetzt mssen wir streiten keiner weis wie lang. Ja fr ein leben ohne Zwang. Dann kriegt der Frust uns nicht mehr klein. Wir halten zusammen keiner kmpft allein! Wir gehen zusammen nicht allein. Теперь мы должны драться, семь дней подряд За жизнь без насилия А потом нас уже ничто не сможет побеспокоить Мы держимся вместе, никто не сражаетcя в одиночку Мы умираем вместе, никто не уходит один
Was wollen wir trinken немецкий гимн 16 века, который считался походным маршем лювтваффе, и который перепел скутер небезызвестным дискотечным зажигательным "how much is the fish" мы слушали вчерась на волынке. в маааленьком баре размера с полкомнаты. но ничего, уютно. хоть и странно) особливо, когда там по началу всего человек десять вместе с музыкантами. но потом поболе подошло. таки отметили пятницу тринадцатое.
раз уж вспомнилось) начало девяностых хит-парад на мтв, первая двойка, битва клипов: с точки зрения художественности они конешн подкачали. но. шляпы! шаровыры! стиль гранж-панк-хип-хоп-не определился в самом разгаре. и пианина!
а бились они против этого
я помню, как он был на первом месте чуть ли не рекордные недели , а исты поджимали его на втором.
suslik_ua: У меня вопрос к админу: почему на нашем форуме не банят за "fuck you"? Nikolay: Иноязычный мат вроде как не наказуем. :-) suslik_ua: Тодi пiшов на хуй! (баш)
пальмус надыбал прекрасную гадость. учим ругательства на латыни: "Cacator" - засранец. "A tergo" - в попе. "Perite" - отъ**ись. "Podex perfectus es" - ты полная задница! читать дальше"Futue te ipsum!" - трахни себя сам. "Tuam matrem feci" - еб*л твою мамашу. "Bibe semen meum" - отсоси. "Mentulam Caco" - сраный х... "Stercus accidit" - Shit happens. )) "Potes meos suaviari clunes" - поцелуй меня в зад. "Faciem durum cacantis habes" - у тебя рожа, как у страдающего запором. "Caput tuum in ano est" - у тебя голова в попе. "Es stultior asino" - ты глупее осла "Canis matrem tuam subagiget" - псы имели твою мамашу. "Vacca stulta" - тупая корова
из комментов на ютубе "i miss the old MTV when they would play music videos all day and not some jersey shore shit....thumbs up if you agree" я помню как этот большой романтик соревновался за первое место с east-17 в хит-параде мтв. у еаст17 были шляпы, забойный речетатив и девчачья поддержка, у меат лофа- ацццццки драйвовая романтишность. и страсть к длинным мелодиям. еще клипы у него- офигенские. киношные. этот мне нравится видеорядом- почти покадровая визуализация текста. и самолет.
и еще вдруг песенки. а то "доброта, доброта" этого мол.чела меня уже утомила своим пмж в моей голове. может про бабочек теперь петь буду. или про несущую балку.
отдыхаем хорошо, токо очень устаем пастырь в 3д "а вот теперь отключаем мозги и не паримся". опять пыталась потерять билетик. в гостях у мурки была бэббиситтером. зовет на украину если вдруг соберусь проездом или на денек. девятого- невский пятачок, осколки, пули, подошвы сапог: немецкие и русские. все из кировска- в город, на парад, а мы наоборот- оттуда. еще пикник на неве, поллица опалила солнцем и ухо. вдыхали гелевый шарик, пельмень- реальная масяня. захватили салют вечером. большую его часть в прямом смысле слова проссали в макдональдсе, на часы не смотрела. бежали по среднему проспекту туда, где дома ниже. ярко. на стрелке- туева хуча народу. горящие растральные колонны. десятого гуляла. вчера- бродила. после работы- без карты, чувством голубя. зыканские переулочки есть в центре. солнечно. вчера у метро звучала волынка - ярга. офигенски, как в орле. хотя "ви вил рок ю" чуток выбивалось. сегодня на ваське- опять минестрель с кино-наутом-сплином. мальчишка, звонкий, угловатый, не стесняясь подпевал в голос все песни. похож на джейми белла, чуть выросшего из билли эллиота.тепло и музыкально. и народ странный. дворы-колодцы и бранмауэры, питер подворотный с кирпичной кладкой- круть.
у него самые яркие пятнадцать секунд в фильме тор. без шуток. реннер и оружие= круто навсегда. а тут ОН. С. РИМСКОЙ. СТАТУЕЙ. ну еж мое. орел- он повсюду) еще реннера журнал вог , помимо пиндосной фотосессии с беллом и нуарной с колином фертом, фоткает еще всяких разных наших: джесси айзенберг в ч-б еще там углядела, как выглядят blonde rehead. оказывается близнецы и солист- японец. blonde rehead
мощная песня, которую ценит и стар и млад. мой племянник серьезно так хмурил брови при прослушивании, а потом искал ее в инете. а на станции апраксин у одной знакомой девочки- дача. она рассказывала как лет в шесть ходила в лес за грибами: каски, утварь- привычное уже дело, даже гранаты, но тут на поляне увидела сапог, а из него- белая кость торчит.
"моя бабушка прошла три войны. мама- дошла до берлина" . так странно звучат эти слова. "дед", "отец"- привычно. но "мать", "бабушка"... щемит сердце. поражает. светлая женщина рассказывала истории своей семьи "а еще бабушка рассказывала, как рожала маму. в поле. закинула ребенка в подол, и дальше работать" отмечали на работе праздник. с коньяком и удивительно вкусным хлебом.
удивительная книга: легкий кружевной язык, яркий юмор, сочный колорит. включает в себя три повести, каждая из которых сама по себе замечательна, но первые две- они самое ухх. 1 Гнездо времени (карибская повесть) на либрусе значится отдельно в юмористической прозе). и неспроста. самая веселая. и короткая. Петя дико заржал на русском языке, вспугнув парочку канадских украинцев. про пятое солнце Пятое солнце, по расчетам майя, взошло 12 августа 3114 года до Рождества Христова. И по сию пору оно нас согревает. Ему уже ни много, ни мало - 5110 лет. За эти годы чем только народ не питался! Надо признать, много было всякой дряни поглощено, включая спиртные напитки типа "бормотухи". Майя предсказали, что нашему Пятому солнцу подойдет конец 22 декабря 2012 года. Петя вел осторожно, напевая песню про Пятое солнце: - Раз, два, три, четыре, пять Вышло солнце погулять! На седьмом куплете, который абсолютно ничем не отличался от первого, я вмешался.
2 Прыжок назад (Повесть острова Чаак) самая мозаичная, красивая, трогательная. набор историй, услышанных на белом, песчаном, обдуваемом теплым ветром берегу под старой пальмой, от мудрого старика, который знает сотни песен со словами и еще больше без слов. об эмилио пятидесятом, об американке лиз и ее страсти к майа, о балконах, которые построили после легенды, потомучто часто все начинается со слова, об ураганах, о дожде из газировки, об первом заводе, о сотворении мира, об ангорском козле и его любви ... обычные истории, мистически облеченные старостью и мудростью в притчи, мифы, легенды. с сердцем.
К нашему острову Чаак то и дело чего-нибудь прибивает. И среди мусора, который сам по себе любопытен, потому что неведомо откуда, попадается кое-что наполненное смыслом. Море дает нам откровения, и мы часто искушаемся, не зная, как истолковать.
Сгрудившись на берегу, майя уже готовились к предпоследнему виду пятиборья «грито морталь» – смертельному воплю, на громкость и безысходность. «Был и шестой вид, – сказал Карлос, вроде извиняясь за недостачу. – Человеческие жертвоприношения. Но сейчас, без тренировок, с этим сложно».
про Кукулькан, простую раздвоенность и любовь, как маисВ те времена вообще было легче распознавать богов, не знаю, не могу сказать, почему. Строго говоря, Кукулькан, конечно, изменился за десять веков. В нем мало чего осталось от прежнего, который охотно принимал наши жертвы. То есть первое, что он сделал, когда собрался с мыслями, так это запретил резать людей на жертвенном камне. У него оказалось очень много новостей – что ни день, какое-нибудь открытие, усложнявшее жизнь. Кукулькан объявил, что Бог один, но в то же время их трое, которые, однако, едины. И это плохо укладывалось в голове, поскольку все свыклись с простой раздвоенностью. Потом наши услыхали, что они есть дети Божьи, а не рабы. И это, понятно, предполагало иное поведение. Отец Небесный хотел теперь одной любви, ничего более. Из любви, говорил Кукулькан, все вытекает и образуется, любовь все питает и творит, она – жизнь и пища для Бога. Наши не были против. Но отыскать любовь куда как сложнее, чем принести жертву. Надо взращивать, как маис.
3. Серебряный угол (мексиканская история васьки) самая сюрная
Итак, два крылатых змея, мексиканский да русский, посиживая на ветвях голого дерева, болтали о всякой всячине. – Хочется и летать, и ползать! В нас, брат, – все змеиное и все небесное – животные мерзости и божественные добродетели.– говорил Кецалькоатль – То пущусь в загул да блядство, – подхватил Перун, – то пощусь да молюсь. Раздваиваюсь к хренам, до кончика языка!
Долгий выдался день. Не простой. Суматошный. Просто красивый, как и прочие дни жизни.
« и если я найду хоть одну соринку, о , обделенные разумом, убогие ублюдки, я вам глаз на жопу натяну и так оставлю!» (с) вычитать оную фразу в фике("байке"), местом действия которому служит второй век нашей эры, это похлеще предыдущего "запузыришься от смеха". и, главное, абсолютно к месту) считаю себя волшебным пендалем, честно выполнившим свою работу: зародила мысль в пальмусову голову, которая проросла чудным фиком. я ржу и умиляюсь. удивительное сочетание)
и заодно ссылки для тех, кто таки это пропустил(не тыкая пальцем). и себе на память, а то там посты растут яка на дрожжах: ainsoph15.livejournal.com/tag/pia%20fidelis Pia Fidelis замечательно, но если по главе в месяц... живи автор, живи rufflefeather.livejournal.com/13842.html#cutid1 See the Mountains Kiss High Heaven он купил рабыню. и они оба неправильно друг про друга думают из-за нее. это их недопонимание, из любимого, - разбивалка сердец - . ninth-eagle.livejournal.com/67706.html#cutid1 - а эту идею мы как-то обсуждали. реверс их положения. frackin-sweet.livejournal.com/tag/one%20percent... One Percenters не люблю ау и рпс, но это шикарное смешение реальных характеров, характеров персонажей и мотоциклетной фотосессии от проверенного автора. который еще написал вот ето: frackin-sweet.livejournal.com/78939.html#cutid1 Written In Every Line On Your Palm трехсоставная ну, и пользуясь тегом орла, приобщим сюда тахира: который на ч/б почемуто похож на лето из 13-го района, а на второй- уже больше на себя из орла. ну, или на гопника:
навернулась с самоката. опять постреляли в тире- по пути было. у продавца на телефоне- мелодия из черного плаща, и вообще- он был единственным из трех, потомушто остальные еще не пришли к концу рабочего дня. кинодиаложики - джереми реннер хорош с оружием. у него определенно слэш с винтовкой - .нееет! зачем ты это сказала? я же представляю!
и орловское: *увидев на машине картинку оборотня* - и ночью марк узнал, что эска оборачивается -...даааа! и почему не мне это пришло в голову?
Название: - Автор: я Фэндом: The Eagle (Орел девятого легиона) Герои: Марк, Эска - основные Рейтинг: допустим, пг-13 Жанр: "что если". по сценарию - они провели вместе полгода и тогда это было бы другое развитие событий. возможно даже, совсем без орла. персональное ау идет после сцены появления нового раба. Дисклаймер: герои не мои Предупреждение: не бечено, 1/2 фик Новый раб был невысок ростом, коcтист лицом и смотрел зверем. Марк смутно помнил, как вчера, на арене, почему-то мысленно сравнивал его с волком. Сейчас бритт больше казался, похожим на шакала. Хотя… Эска глаз не поднимал, но желваками играл под его пристальным взглядом. Нет, все-таки волк. Шакалы питаются падалью, а при этом - спиной лучше не поворачиваться , загрызет. Сам потом убьется, из-за нарушенного обещания, но такова внутренняя природа. Личный раб… и что с ними делают? - У меня никогда не было личного раба,- тут же озвучил свои мысли Марк.- я не знаю, что с ними делают. Скулы у Эски вспыхнули, челюсть напряглась. - Но у меня были солдаты в подчинении. Эска, не сдержавшись, метнул в него колючий взгляд. Марк усмехнулся. Эска опять потупил глаза. Линия спины,- как натянутая изо всех сил веревка, опасно прямая и вибрирует от натяжения. Марк, присматриваясь к нему в первый вечер, видел, как тот себе на горло наступал, пытаясь соответствовать своим же критериям, которых он придерживался, принеся ему клятву. Но слишком много ограничений сразу. Он был. как волк, добровольно загнавший себя в капкан. Ему перебило зубьями лапу, а он сидит и терпит, но вот-вот и отгрызет себе лапу, чтобы убежать в леса и там истечь кровью. На свободе. Остальные рабы были невидимой составляющей его жизни. Как мебель, как распахнутая в душный день дверь для сквозняка. Удобно, естественно, незаметно. Не заметить Эску было не реально. Казалось, что его присутствие наполняло комнату, выстраивало нервным строем каждую частичку воздуха, каждую пылинку , чтобы резонировать , просачивающимся сквозь него напряжением. Но первой ночью, когда Эска, как сторожевой пес, молча, устроился спать у двери, Марку стало спокойно. Рациональной, разумной мысли о том, что Эска может прирезать его во сне, не приходило, наоборот, крепла уверенность, что он загрызет любого вошедшего, посмевшего нарушить марков сон. Утром Эска сделал шаг в его сторону, - Марк надевал тунику, но легкое движение головы в отрицательном жесте, и он замер у двери. Вечером Марк тоже отказался принять помощь в снятии одежд. Он мог справиться с этим сам. А вот сандалии, которые перед сном слетели с ног, будто они были смазаны маслом, видимо, слабая шнуровка за день совсем разболталась , теперь являлись камнем преткновения. Он еще решал, хватит ли у него сил перетерпеть упражнение «вынужденный наклон к полу и удержание тела в позе, которая усилит боль в ноге», а Эска уже сел перед ним на одно колено, и сноровисто принялся шнуровать сандалию на здоровой ноге. Марк только приоткрыл рот, чтобы возмущенно фыркнуть, еще сам не зная что, как Эска сверкнул в него глазами: - Это - моя работа. Марк поджал губы. Руки Эски замерли у стопы, почти не касаясь. - Как помогать надевать доспехи. Марк, подумав, кивнул. И Эска продолжил шнуровать. Сильно, но не туго. Идеально. Вторую ногу бритт шнуровал осторожнее, поглядывая на лицо Марка, высматривая отблески возможной боли от его манипуляций. Эск осмотрел результат своих действий, удовлетворенно кивнул, поднялся и добавил. - И ты бы сам не справился. Марк, было вскинулся, а потом усмехнулся, оголив зубы. Вот ведь, поганец, умеющий говорить неудобную правду. Марк бы справился, но криво, косо, ненадолго и ,покрывшись обильным потом от затраченных усилий. Вместо того, чтобы огрызнуться, он попросил большей помощи. - Подними меня Эска обхватил его за запястье и потянул наверх, легко поставив немаленький марков вес на ноги. Сильный. Марк огляделся. Палка, из-за усталости небрежно кинутая на пол пред сном, наверное, закатилась под кровать. Марк тяжело, больше необходимого, облокотился на эскино плечо. Проверял выносливость. Эска не дрогнул ни лицом, ни телом. - Вперед и направо. Маршрут ты знаешь. Пока я буду там, найди палку. Около недели они , как собаки, принюхивались друг к другу. Разрабатывали привычную рутину, удобную для обоих. Дни стояли непривычно солнечные, и даже когда вязкие фиолетовые или густые синие тучи вдруг покрывали небо, через них, как через решето, все равно просеивался солнечный свет. Марк любил сидеть в саду днем и подставлять ему, успевшую побледнеть за короткую службу в британии, кожу. Эска, фундаментальной тенью, стоял за спиной. Марк начинал привыкать к его постоянному, ненавязчивому, но ощутимому присутствию. На ночь Эска, уже привычно омыл ему ступни. Марк снял браслет, подвеску, вытянулся на кровати, не чувствуя, чтобы постель смыла дневную усталость. Наоборот, тело напряглось в ожидании боли. С утра он уже предчувствовал вечерний ливень. Черные и фиолетовые тучи гуляли по небу не просто так, теперь они собрались в кучу, чтобы обрушить на землю толщу воду. Тело в ожидании сильного дождя ощутимо ломало еще днем. А теперь Марк вообще не мог заснуть: мышцы тянуло по всему телу, нога судорожно пульсировала болью. Он хмуро смотрел на гнущиеся от порывов ветра деревья, пытался вспомнить, как лечь поудобнее, но в прошлый раз его благословенно отпустило сознание. Эска ворочался у двери. - Спи,- глухо произнес Марк. Времени уже прошло много. Воздух сгустился . Марк отчетливо почувствовал каждую кость в ноге. Траву пригнуло к земле, ветер предупреждающе завыл, треснула громом молния, и, наконец, сильные капли забарабанили по земле, увеличивая и увеличивая ритм ударов. Марк повернулся на спину, стиснул зубы, чтоб они не стучали, натянул повыше тонкую ткань одеяла и крепко стиснул ее побелевшими пальцами. У двери опять зашуршало, потом затихло, потом у его кровати появился Эска с теплой шкурой в руках. Он накинул ее на Марка, окутал ею до самого подбородка, подоткнул края. - Вина ,- прошептал Марк. и Эска опять исчез. Вот только что он был тут, вот его нет, а вот Марка уже поят из чаши, потому что у него самого слишком дрожат руки. Марк присел, чтобы пить, Эска тут же окутал его второй шкурой со спины. -Мешаю спать?- чуть клацкая зубами, спросил Марк. -Стучишь, как дятел Марк усмехнулся, поясницу выгнуло. Он ругнулся себе под нос, сел, откинувшись на стену, так было легче. Посмотрел на предусмотрительно принесенный Эской полный кувшин вина, изогнул брови. Он попытался вспомнить, когда последний раз напивался до потери сознания . Давно, очень давно. Возможно ни разу. Если уж все равно плохо, то хоть можно изменить причину из-за чего. -Еще,- кивнул на чашу. Эска послушно ее наполнил. Марк пригубил несколько больших глотков, потом отвел эскины руки, поддерживающие чашу. - И ты. Глаза Марка от долгого лежания без сна, уже давно привыкли к темноте, потому он ясно разглядел мелькнувшую в зрачках Эски неуверенность. - Я собираюсь напиться. Мне не нужен свидетель моего опьянения, мне нужен… напарник в этом деле. Эска, склонив голову на бок, молча, рассматривал его. В последнее время он все чаще глядел прямо ему в глаза, чем в пол, и Марк соврал бы, если б сказал, что ему это не нравится. - Хорошо, можешь не пить. Мне тогда тоже хватит. Марк прислонился спиной к стене плотнее, закутался посильнее, прикрыл глаза, точно зная, что не уснет этой ночью. Вначале он услышал тихий вздох, потом плечо через толстую шкуру слегка тряхнуло. Он открыл глаза. Эска облизывал красную полоску , оставшуюся от вина на верхней губе, и протягивал ему чашу. - Ты же умеешь пить? – на всякий случай уточнил Марк. Эска только презрительно фыркнул и отпил еще. - Хорошо,- кивнул Марк и пригубил еще рубиновой жидкости.- а то меня не сразу берет. Он смотрел, как Эска наполняет опустевшую ёмкость. Жидкость текла ровной струёй, без лишних брызг. Марк жадно отпил, передал чашу, прислонился затылком к прохладной стене, чуть сдвинулся по ней в бок, подтягивая за собой обе свои шкуры,- освободил Эске место, чтобы тот сел рядом, закрыл глаза. Через некоторое время, опять, будто вначале поразмышляв о верности совершаемого поступка, Эска осторожно сел рядом. - Когда пьют, не думают,- выговорил ему Марк и отнял кувшин, из которого тот намеревался наполнять чашу по новой. Из высокого горла пить было удобнее, меньше проливалось. Они сидели так , прислонившись к стене, молча передавая друг другу кувшин вина, пока то не кончилось. Тогда, Эска , уже пошатываясь, ушел за вторым. На постель он не сел, рухнул всем весом рядом с Марком, взял пустой кувшин, отлил туда половину из полного, отдал Марку. - Как же плохо нам будет завтра,- радостно подытожил Марк, когда все вино закончилось, и, закрыв глаза, провалился в бесконечно кружащийся колодец. На удивление Эска отошел от похмелья первым. На следующий день он практически таскал на себе Марка от канавы до постели, от постели до туалета и обратно. Марка лихорадило еще до вечера, и он предпочитал думать, что это последствия выпивки. Когда пришло время укладываться на ночь, он безропотно поднял руки верхи, и Эска стянул с него тунику. В этот раз он омыл ему не только ноги: прошелся влажной тряпкой по покрытому мелкими каплями лицу, промокнул вспотевшую грудь, положил мокрую ткань на лоб. Марк рваным сном , но поспал этой ночью. А следующим утром еще и поел: без аппетита, нехотя. Из необходимости. После недавней бури, все вокруг уже успело высохнуть, и Марк потянул Эску на реку. До нее было довольно недалеко идти, но Марк устал и от этого короткого пути. Он безрассудно зашел в воду, не раздеваясь, лег на спину и раскинул руки. Вода качала его плавно, мягко, потом промокшая ткань стала тянуть вниз, а голубо-серое небо перекрыло досадливо хмурящееся лицо Эски. - Вылезай,- только и произнес он. Марк полежал на воде еще немного, пока ноги не скрылись под водой, ступни не стукнулись об дно, и ему волей-неволей пришлось встать. Эска дернул его на берег. Там, не особо церемонясь, он усадил его на, пригревшийся на солнце, камень, стянул с него тунику, развязал промокшую повязку. Рана намокла, Марк почувствовал, как ее защипало. Эска зло посмотрел на него: у них не было с собой ни полотенца, ни запасной одежды, вздохнул, качнул головой, будто спрашивая богов, за что ему такое наказание в виде самодурного хозяина. Эска выжал тунику, перекрутил ее со всей силы, так что с нее на землю вытек целый ручей воды, потом, расправив ее, положил на траву, чтобы сушило солнце. С раной дело было хуже. Эска секунду подумал, потом стянул с себя рубаху, поддернул ее низ зубами, потянул руками в разные стороны, потом еще раз. Получившиеся ровные длинные тряпицы как раз годилась для перевязки. Но вначале Эска обтер Марку ногу рубахой. Марк стиснул зубы, непривычно чувствуя себя виноватым. Эска внимательно осматривал его ногу. Марк замер, полыхнуло в груди, обожгло щеки. До этого он сам бинтовал ногу, и только потом уже Эска шнуровал сандалии. Теперь все его увечье было представлено на суждение чужих глаз, не доктора, не дяди, не незаметного Стефания. Шрамы на груди, одиночные, гладко зажившие, не смущали его так, как некрасивое переплетение выпуклых рубцов , начиная с колена и выше. Вспухшие края постоянно открывающейся раны страшной розой трепетали красной каймой. . - Плохая рана. Марк попытался выдернуть бинт из рук Эски. Тот упрямо мотнул головой и увернулся. - Долго не заживает. А шрамы… Неожиданно Эска провел пальцем по съежившейся побелевшей коже. - Любые боевые шрамы красят мужчину. Это ведь - боевой? Марк кивнул, провел волну бровями в недоумении. Он не видел ни одной прославленной статуи со шрамами. Эска, приноравливаясь, медленно и аккуратно начал бинтовать ему ногу. Марк не смотрел на него, разглядывал за его спиной реку. - Ненавижу это,- произнес он неожиданно для себя, чуть помолчав, добавил, - чувство беспомощности. Пальцы Эски замерли, он кивнул, и продолжил наматывать бинт. Закончив, он помог Марку надеть влажную тунику, помог подняться, закинул его правую руку себе на плечи и повел в дом.
Через несколько дней после этого ногу стало крутить новой болью. Марк, чувствуя связь между купанием в цветущей реке и новым жжением в ноге, молчал, крепился, ждал пока пройдет само. Внешне рана не изменилась, но, Эска, перевязывая его с утра, молчаливо, но подозрительно щурился , хоть Марк держал лицо и не дергался. Эска подал ему праздничное одеяние, к дяде собирались приехать гости из соседних вилл, Марк уже не помнил, по какому поводу общественные гуляния. Со своим выбранным служением Митры он иногда пропускал некоторые празднества, посвященные олимпийцам. За шумным веселым столом, чтоб никого не обидеть, он отсидел строго выверенное количество времени, потом, сославшись на ногу, похромал в свою комнату, опираясь на Эску. Эску он отпустил: вначале взглядом, потом словами приказал застывшему соляным столбом бритту: - Иди. Я хочу побыть один. Это возымело действие, Эска неуверенно оглядел его, но прямой приказ не нарушил, вышел. Звуки веселья были слышны и здесь: громкие возгласы, смех, музыка. Марк был рад, что не остался там, не втянулся в бессмысленные разговоры и избежал болезненных расспросов о службе. Но гнетущее чувство диссонанса с окружающим миром, когда кругом - веселье, а внутри- пустота, неприятным страшным знакомством поразило Марка. Он еще некоторое время посидел в бездеятельной тишине, выругал себя, крикнул бритта. Безрезультатно. Встал, нашел палку и вышел из своих покоев. Крикнул его в коридоре пару раз, не хотел оставаться со своими мыслями один на один. Эска появился перед ним внезапно, в арке перехода между коридором и выходом во двор, запыхавшийся, растрепанный, с покрасневшими щеками. - Где ты..- за каменным углом мелькнул край длинной туники. Ох. Марк сильно заморгал, вспоминая какие люди пришли в гости к его дяде. Кажется, у одной матроны была очень красивая молоденькая рабыня, тоже из бриттов. - Охх .- Марк слегка покраснел, мотнул головой,- Ничего. Можешь идти. Эска нахмурил брови, повел носом, будто пытаясь унюхать ложь в Марковых словах, но в совокупности с его общим взлохмаченным видом, смотрелось это забавно. - Да,- невольно улыбнулся Марк,- ты свободен этим вечером. И ночью. Он развернулся, держа спину как можно прямее, и уверенно зашагал в противоположную от них сторону. Библиотека, у дяди должна тут быть библиотека. Идти с палкой было не так удобно, как опираться на почти равную по высоте опору, Марк сбавил темп, как только подумал, что скрылся из возможной зоны видимости Эски. В библиотеке, тихой и спокойной, со слегка затхлым запахом, Марк зажег лампу, нашел труды Фукидида и Геродота, и стал читать описания жаркого Египта, в легионе которого ему уже никогда не служить. Марк даже не мог представить себе этого: постоянное солнце, раскаленный песок, бронзовый загар на коже. Даже теплый Рим казался уже далеким ярким воспоминанием, навсегда выцветшим в памяти желтым приглушенным светом. Свитки грудились на мраморном столе, глаза слипались. Он проснулся под чьим-то взглядом: Эска со странным выражением на лице, смотрел на него с порога. Марк поднял голову с рук, моргнул, сощурился, новорожденный солнечный свет бил в глаза. Провел рукой по лицу,- на левой щеке медленно выпрямлялась вмятина от свитка, поморщившись, хрустнул шеей. Взъерошил ладонью волосы на затылке. Удивленно оглядел заваленный свитками стол. - Греческие историки кого хочешь усыпят,- смущенно улыбнувшись, произнес он. -Я принес тебе еды. В комнату. - Хорошо. Марк встал, сделав упор на здоровую ногу, стал скручивать свитки, распихивать их на свои места. Эска, взяв трость, молчаливо ждал его, расправив плечи. Марк понял невысказанный намек, и до комнаты шел, опираясь на худое, но сплошь перевитое жилистыми мускулами , плечо. Дом звенел тишиной. В открытые окна шумела природа. Марк глубоко втянул свежий воздух в грудь, дыхание после короткой прогулки неожиданно засбоило. Из принесенных продуктов он съел только яблоко. На пристальный взгляд Эски почему-то попытался соврать: - Наелся вчера. Будто Эска не простоял за спиной весь вечер и не видел, что он налегал в основном на вино. Марк опустил плечи: - Не хочу. - Тебе надо есть. - Марк. Зови меня Марк,- он давно уже отметил, как Эска старательно избегает называть его «хозяином». Эска втянул воздух сжатыми зубами. Марк поднял на него взгляд: напрягшиеся плечи, настороженный вид, словно еж, выпустивший иголки. Марк вздохнул: - Пойдем в саду пройдемся. Может, аппетит нагуляю. Вдоль оливковых деревьев они, не спеша, обогнули дом. И лицом к лицу столкнулись с двумя римлянами. Один- пожилой, слегка одутловатый, бывший военный, второй- моложавый, худой, как жердь, из хитрого клана политиков. Оба- друзья дяди, оба- еще не ложились, зацепившись языком за интересующую обоих тему. Марк не успел вовремя развернуться, его заметили и втянули в беседу. Скамеек не было, зеленая трава блестела росой, солнечные лучи с трудом пробивали себе дорогу сквозь опять затянувшееся небо. Марк переместил вес на правую ногу, чуть сильнее облокотился на Эску. Римляне стояли также уцепившись друг за друга ,покачиваясь. Один сфокусировал взгляд на браслете Марка, тут же стал расспрашивать о том, по какому поводу его вручили. В общих чертах историю нападения на крепость они знали, но им было интересно услышать ее из первых уст. Марк скупо выцеживал слова. Эска не смотрел на него, когда он рассказывал, но наклон его головы и будто торчком вставшие в попытке разобрать каждое слово, уши, ясно указывали на то, что он внимательно слушает. Ногу от долгого стояния стало жечь. Марк попытался распрощаться с невольными собеседниками, но само прощание затянулось надолго. Слово цеплялось за слово, а пухлый мужчина тряс его руку и горячо благодарил его за службу. Марк крепко тряхнул его предплечье напоследок, осторожно выпутался из цепких рук. Эска, давно почуяв, куда ветер дует, потихоньку тянул его в сторону. Марк все кивал, прощаясь, и слова восхищения и поддержки неслись уже ему в спину, когда вдруг ногу дернуло так, что он забыл , как дышать. Сильная судорога прошлась от бедра до щиколотки и зажгла огнем мышцы и мускулы. Вначале горело потихоньку, а потом пламя добралось до кости. Марк судорожно вцепился в плечо Эски пальцами, тот беспокойно глянул на него и тихо ахнул. Марк отрицательно качнул головой, молчаливо приказывая ему идти, как ни в чем не бывало. Он чувствовал на себе взгляд уважаемых людей, заслуженных солдат своего дела, которые по странному стечению обстоятельств восхищались им. Он расправил спину и, опираясь на плечо Эски только ладонью, пошел прямо, с гордо вскинутой головой. В голове шумело, по лбу заструился холодный пот, ногу при каждом шаге дергало горячей болью, казалось еще чуть-чуть и кость переломится от напряжения. Когда он зашел за стену дома, Эска тут же поднырнул ему под плечо, обвил рукой за талию. Марк, прижал шею Эски в локтевом сгибе, обхватив его плечи всей рукой, тяжело навалившись на него, скрипнул зубами. В глазах все расплывалось. Эска дотащил его до кровати , Марк рухнул на нее, не боясь нечаянно зацепить больное место, боль все равно отзывалась по всему телу. Эска было рванулся за помощью, но Марк сжал край его рубахи в кулаке, костяшки побелели. - Нет,- сглотнул, увидев, как полыхнуло в глазах напротив, пояснил:- Не надо портить дяде праздник. Подождем до вечера, когда гости разъедутся. Улыбнулся белыми, - так они отражались у Эски в зрачках, губами: - Уже не так больно. Перетерплю. Сам уже знал, что без доктора не обойтись. Давно догадывался, но все надеялся, что организм сам справится. Молодой, сильный, а не смог. Марк прикрыл глаза ресницами, недоуменно моргнул, стряхивая стекшие на них капли пота. Эска порывисто вздохнул , быстро вышел из комнаты, -ткань рубахи легко выскочила из ослабивших хватку пальцев. Он принес медный тазик и чистые тряпки. Одну тряпку влажным компрессом положил Марку на лоб, другой протер шею, плечи и руки. Аккуратно снял браслет с запястья, Марк никогда не видел, чтоб он обращался так бережно с этим браслетом раньше, когда еще думал, что это простое украшение, а не наградной символ. Марк хмыкнул: неужели Эска принимал его за столичного модника, который никогда не расстается со своими побрякушками? Смешно. Эска развязал повязку на ноге, которую он так и не поменял сегодня утром. Марк видел, как ходуном заходила от глубоких вдохов, напрягшаяся спина. Даже его носа достиг какой-то неприятно-сладковатый запах от раны. Эска замер, медленно повернул голову в его сторону: в темных глазах удивлением переливался испуг. И вопрос. - До вечера ничего не случится -марк,- одними губами выговорил Эска, качнул головой. Марк вздохнул. - Подождем до обеда. Снова неверный ответ. Эска, не мигая, смотрел на него: - Пока дядя проснется. Все еще испытующий взгляд, буравящий его даже сквозь закрытые веки. - Ладно. Иди, проси Стефания будить дядю. Эска кивнул, вернул свое внимание к ноге, стал быстро обмывать и бинтовать рану.
Дядя давно грозился послать за хорошим лекарем, но Марк не ожидал, что старый Аквилла сделает это таким способом. Лысоватый, захмелевший мужчина зашел в его комнату чуть ли не сразу, после ухода Эски. По-крайней мере, Марку так показалось. Он слегка прикрыл глаза, а когда открыл, над ним стоял склонившийся лекарь. Что ж, Марк не успел познакомиться со всеми гостями, его вина. Мужчина дыхнул на него перегаром, икнул, а потом обратился к вынырнувшей рядом с ним седовласой голове: - Операция. Определенно. Чем быстрее, тем лучше. Проспимся, протрезвею, осмотрю еще раз.
Марк не ждал многого от операции, не надеялся. Что до нее, что после- кружилась голова, тошнило и ныла нога. Постоянная боль стала его извечным спутником. Но постепенно лихорадка спадала, образы, затуманившие голову, исчезали, Эске уже не нужно было протирать ему ресницы, чтобы они не слипались. - Сколько меня? Спросил Эска, когда Марк широко открыл глаза. Марк отвел подбородком чашу с водой, из которой бритт поил его, и, нахмурившись, посмотрел на него. - Ты- один. Двоих таких я бы не выдержал,- уверил его Марк, с трудом ворочая языком. Губы Эски изогнулись в странной: облегченной ухмылке. - Врач сказал, если б промедлили, гниль пошла бы в кость. - Значит… повезло?- закрывая глаза, мягко улыбнулся Марк.- Слава богам? - Повезло,- услышал он тихие слова, проваливаясь в целительный сон, здоровый и крепкий.- слава богам. У лекаря был дар Асклепсиса. Марк понял это, когда смог пойти без палки, без поддерживающего плеча Эски, без опоры руками на стену. Он шел сам от кровати до двери, потом до сада. - Пожалуй я повременю с купанием,- усмехнулся он, дойдя до реки. Эска, страхующий его всю дорогу, фыркнул у него за спиной. - Очень смешно. - Я вообще – забавный. И широко улыбнулся высоко взлетевшим светлым бровям , не успевшим улечься до того, как он обернулся. Хмурые дни стали казаться более светлыми, и солнце тут было не причем. Марк стал на целую голову выше Эски. Когда он опирался на его плечо или на трость, наклоняя голову вперед, или когда он большую часть времени сидел или лежал, заговаривая свою больную ногу, его рост не так бросался в глаза. Тянущая к земле боль изламывала его тело, сгибала в нескольких местах, ужимала позвоночник .Теперь Марк распрямился. Ввысь и вширь. Эска будто заново его увидел, с таким настороженным удивлением он рассматривал его выздоровевшего. Марк румянился от прогулки, а не от жара, потел от физической нагрузки, а не от боли. Когда он в голос засмеялся, над рассказанной дядей старинной байкой из военной жизни, Эска вздрогнул и чуть не выронил кувшин вина. И Марку поначалу непривычно было смотреть на Эску сверху вниз. Но бритт компенсировал разницу в росте идеально ровной осанкой и прямым взглядом, который моментально будто приподнимал его до уровня собеседника. Опускал глаза на земь он теперь только при дяди.
года не прошло, а я оказийно посмотрела "голливудский час" с оскаровскими лауреатами. там, где джесси айзенберг рассказывает про то, какой он перфекционист в работе, а явно выпимшие гослинг, руфалло и укуренный/или такой по жизни франко - ржут и умиляются. там еще оказывается колин ферт говорит много правильного и хорошего и без "you know", которое нервически используют остальные актеры. но гослинг там ... неожиданно прекрасен однако. в теле(а был тончоныш), такой голос, такой взгляд... Пишет DominoArt:
Ryan Gosling
URL записи айзенберг мило нервничает и выглядит ооочень молодым, дюваль- динозавр, гослинг- красавец, руфалло- расслаблен и лохмат, франко- офигенски прекрасный укурыш , ферт- усталый мудрец "ооо а.м эн эллиан, айм эн литтл элиан, айм эн инглишмэн ин нью-йорк" video.hollywoodreporter.com/services/player/bcp... - час с небольшим beast-extra.livejournal.com/122478.html - или три минуты с ржачем и "но это все ладно, вы на лицо Джеймса Франко смотрите лучше "